Имаго
Шрифт:
Вертинский, сильно постаревший за последний год, обрюзгший, со скучающим видом вслушивался в речь обвинителя. На самом деле, как я его уже знал, он мыслями где-то далеко, а за процессом в этом зале следит крохотная часть мозга, он это умел проделывать виртуозно. Насколько я понял из речи обвинителя, дело какое-то пустячное. Обвиняемому грозит штраф за то, что помыл руки в туалете. Сейчас это считается позорной дискриминацией отдельных частей тела, завуалированным оскорблением в адрес тех правозащитников, кто добивается полной свободы и равноправия. Лоху проще бы уплатить штраф, это копейки, но он завелся, подал в суд. Добро бы отстаивал свои права мыть руки, это бунтарство,
Обвиняемый сидел с видом оскорбленного достоинства, на лацкане крупный значок с юсовским орлом, в петлице крохотный флажок со звездно-полосатым флагом. Даже в руках держал выпускаемый юсовцами толстый красочный журнал на изумительной бумаге «Твой стиль жизни».
Наконец Вертинский очнулся, жалко мямлил:
– Прошу суд учесть, что у моего подзащитного в тот день была поистине десятикратная нагрузка. Вот справки, подтверждения, результаты опроса его коллег. Его мысли были далеко… А так как он человек старшего поколения, то у него за прошедшие годы выработались определенные автоматические действия. Я прошу обратить внимание, что господин Костромитин в числе первых приветствовал приход сексуальной революции в нашу страну! Его дважды вызывали к ректору, с позволения сказать, университета, когда являлся на лекции с серьгой в носу и выкрашенными в зеленый цвет волосами. Это, несомненно, говорит в его пользу. Такой человек не может быть противником реформ, априори!.. Он с восторгом принял и дальнейшие реформы, как-то: совместные туалеты, бесплатные футбольные матчи…
Судья поинтересовался:
– Каковы заключения врача о состоянии здоровья подсудимого? Врач присутствует?
– Да, господин судья!
Врач, немолодой замученный жизнью человек, что отпечаталось на лице, фигуре, голосе, зачитал с бумажки длинный список не то болезней, не то просто терминов, называвших части тела или органы по-латыни. По-моему, он просто издевался над нами. Чтобы это не было чересчур явно, он вставлял и знакомые слова, так что речь его звучала как передача на иностранном языке, где ухо выхватывает слова, уже вломившиеся в нашу речь.
– Психическая норма… – слышал я, потом полтора десятка латыни, затем снова: – …с повышенным содержанием усталости… что, в свою очередь, провоцирует к… и к… что выражается в…
Судья сказал с тяжелым сарказмом:
– Все понятно, все предельно просто. А теперь повторите на языке, понятном даже судье, в чем это все… ну все-все, выражается.
Врач поморщился, сказал обыденным тоном:
– В нервозности, некоторой замедленности или, напротив, ускоренности немотивированных реакций…
– Ага, – сказал судья с удовлетворением. – Насколько велика усталость? Может ли повлиять… Сформулируем вопрос иначе: может ли эта усталость быть настолько сильной, чтобы привести к отключению сознательных действий подсудимого… и переключить его на бессознательные, автоматические?
Со своего места вскочил прокурор, очень живой молодой человек, похожий на штык в мундире, заговорил почтительно, однако с железом в голосе:
– Ваша честь, прошу обратить внимание, что, по Фрейду, базовые и есть основные, подлинные. Так что подсудимый, когда действовал бездумно, он выражал свою суть…
Судья молча обратил взор на врача. Врач прокашлялся, сказал неспешно, чувствуя именно себя вершителем судеб человеческих:
– Ваша честь, трудно ответить однозначно. Психиатрия – наука точная, но это не какая-нибудь голая математика. Любую реакцию можно истолковать двояко, человеческий организм на раздражители реагирует по-разному. Более того, один и тот же человек нередко в повторяющейся ситуации реагирует на стандартные раздражители парадоксальным образом!
– Это как?
– Иногда от повторения организм засыпает, иногда – приходит в сильнейшее раздражение. Есть люди, которые от усталости падают и засыпают, извините за ненаучный термин, без задних ног, но они же иногда от такой же точно усталости не могут заснуть. Так что я, как представитель точной науки, затрудняюсь дать однозначный ответ.
Я ощутил, как все в зале зависло в шатком равновесии. Врач не стал брать на себя ответственность, а кто ее возьмет, если есть возможность переложить на кого-то еще, а это значит, что все зависит от судьи. Но судья тот же человек, хотя их по последнему постановлению и сделали независимыми до конца службы и дали статус неприкосновенности. Но судьи зависят от СМИ, родственников, знакомых, соседей, коллег, а это значит, что судья вынесет общечеловеческое решение… как только сформулирует, каким оно должно быть в данном случае.
Вертинский поднялся, сказал многозначительно:
– Ваша честь, прошу также учесть, что обвиняемый является активным членом двух обществ американо-русской дружбы, активным членом общества поддержки метателей дартса, а также активным членом кружка любителей аквариумных рыбок…
Глава 9
Я даже не врубился, при чем тут рыбки, но посмотрел на лицо судьи, сразу ставшее настороженным, уловил, наконец, что Вертинский сделал ударение на слове «активным». Судья испытующе рассматривал обвиняемого. Тупое упрямое лицо, исполненное осознания своей правоты. Похоже, он не смирится с обвинительным заключением, что на самом-то деле выражается в пустячном штрафе, а потребует пересмотра. Областной суд, республиканский, Верховный, затем суд в Гааге, которому негласно подчинен Верховный Суд России. На каком-то этапе могут отменить или направить на пересмотр, а это новая тягомотина. Да никто и не любит, когда его решения пересматриваются. У судей тоже есть неофициальный рейтинг, злорадно подсчитывают, чьи дела сколько раз пересматривались.
В полной тишине мы ждали, пока судья наклонял голову то к одному заседателю, то к другому, в этом суде все еще старая система народных заседателей, совещаются, затем судья поднялся, присяжные встали, а секретарь суда показала в зал знаками, что все должны оторвать задницы от кресел.
Мы встали, загородив спинами трахающихся… то бишь, осуществляющую свои законные права на сексуальные свободы молодежь. Я думал о своем, слуха достигали только отдельные слова, похожие на мерные удары большого старинного колокола:
– От имени… властью, данной мне… в присутствии… объявляю решение суда…
Потом захлопали, кто-то закричал и вскинул кулак. Лица Вертинского коснулась слабая улыбка. Я понял, что процесс он выиграл и на этот раз.
Часть народа тут же двинулась к выходу, другие остались – завсегдатаи судов, они слушают все дела, это заменяет им телевизор, здесь интереснее, здесь живое, здесь воочию видно, что кому-то еще херовее.
Вертинский подхватил меня под руку.
– Привет! Давай быстренько заскочим в буфет. У меня горло пересохло. Третье дело за день! Такие мелочи…