Шрифт:
Благотворительный фонд имени Мариам Ибрагимовой
Собрание сочинений в пятнадцати томах
Том 2
Глава первая
– Салам алейкум, Шамиль!
– Ваалейкум салам! – ответил юноша, поднимая голову, склоненную над раскрытым Кораном.
У дверей стоял смуглолицый молодой человек среднего роста.
– О, Магомед, с приездом! – отложив книгу в сторону, Шамиль поднялся с ковра, протянул гостю
– Хвала Аллаху, дарующему радость встреч с друзьями! – воскликнул Магомед, обмениваясь с Шамилем рукопожатием.
– Проходи, садись.
– Как здоровье Доного, Баху, Патимат? – спросил гость, усаживаясь на полу.
– Живы, здоровы. К сожалению, нет их дома. Отец на рассвете уехал в Шуру на базар. Мать с сестрёнкой отправились в соседний аул. На дворе весна, начинаем сев.
– Да, пора, я тоже спешил к этому времени. Одной матери трудно управляться с хозяйством… А ты, говорят, ещё до наступления холодов вернулся из Араканы.
– Да, не поладил с Саид-кадием [1] . – Шамиль сдвинул брови, опустил глаза. – Сожалею, что не поехал с тобой в Яраг.
– Не жалей, не нужно идти против воли отца и матери. Они бывали недовольны, когда я увозил тебя в чужие края. Помнишь, как Доного возмущался: «Сколько можно ходить в поисках учёных и умножать знания?»
– Он понимает, что муталимам [2] даже при богатых мечетях приходится туго. И на самом деле, нелегко жить на одни подаяния и пожертвования милосердных прихожан, – оправдывал Шамиль отца.
1
Кадий – судья, ученый, наставник.
2
Муталим – ученик.
– Да, зажиточных родителей мало интересуют науки, они больше заботятся об умножении своего состояния, – заметил Магомед.
– Но ты знаешь, что в вопросах ученья я всегда шёл наперекор желанию родителей. Считал и считаю недопустимым предаваться лени в течение долгой зимы. С начала посевных до окончания уборочных работ мы всегда бывали дома. И на этот раз, если бы не приболела мама, несмотря на декабрь, я последовал бы за тобой в Кюринский вилает [3] .
– Успеешь побывать там, поучиться и у шейха [4] Ярагского. Один арабский мудрец сказал: «Жизнь от колыбели до могилы есть наука».
3
Вилает – округ.
4
Шейх – глава религиозной общины, проповедник.
– А всё-таки жаль, пропал год из-за араканского пьяницы, – сказал Шамиль.
– Напрасно погорячился. Саид-кадий мог тебе дать кое-что. Он тоже окончил медресе, затем высшую духовную академию в Стамбуле и считается неплохим знатоком права.
Аул Гимры – родина Шамиля
– Быть может, он хороший законник, но мусульманин плохой. Нельзя уважать человека, который проповедует то, чего не придерживается сам.
– Ты прав, Шамиль. Помню, ещё в Унцукуле, до нашего переезда в Гимры, покойный отец говорил: «Для Саид-кадия араканского первым законодателем является не посланник бога, а тот, в чьих руках власть и деньги».
– Прав был твой родитель. Презренный араканский улем [5] не может сравниться ни в чём с почтенным устадом [6] Джамалуддином-Гусейном Казикумухским, да продлит Аллах течение его дней.
– Несомненно, Джамалуддин-эфенди [7] является одним
5
улем – ученый.
6
Устад – праведник, духовный авторитет.
7
Эфенди – господин, уважительное обращение.
– Наш бывший учитель славится не только большими знаниями, но и родословной, – поддержал друга Шамиль. – Род его уходит корнями в глубь веков, беря начало от династии корейшитов, от почтенной Фатимы – дочери основоположника ислама.
– Мне сам устад рассказывал о том, что его предки пришли в горы из жарких пустынь Аравии вместе с победоносным войском Абу-Муслима и был назначен в Кази-Кумухе шахом магала [8] .
– Значит, недаром Сурхай-хан выделял этому роду пятую часть добычи после набегов на Грузию?
8
Шах магала – правитель округа.
– Не только он, даже Аслан-бек, ставленник проклятого Ярмула [9] , пожаловал Джамалуддину три больших селения в Казикумухском ханстве и назначил его визирем [10] своей канцелярии. Правда, взаимоотношения их в последнее время испортились.
– Из-за чего? – спросил Шамиль.
– Причина тому – ярагский шейх.
– Недаром устад Казикумухский настаивал на изучении тариката [11] у шейха в Яраге, – заметил Шамиль.
9
Ярмул – так горцы называли генерала А. Ермолова.
10
Визирь – секретарь.
11
Тарикат – учение о достижении духовного совершенства.
– Потому что светлейший является единственным в Дагестане знатоком тариката. Сам устад, даже будучи ханским визирем, брал у него уроки.
– Выходит, светлейший шейх как учёный стоит выше почтенного устада? – рассуждал Шамиль.
– По знанию тариката и духовному сану – да.
– Простить себе не могу, что из-за араканского лицемера потерял год, – сказал Шамиль и продолжал раздражённо: – Он каждый день являлся в мою келью пьяным. Пил вино, идя в Джума-мечеть в пятничный день. Противно было смотреть, когда этот дьявол с багровым носом, со взором, затуманенным от хмельного питья, касаясь нечистыми перстами лучших уложений величайшего из пророков, начинал учить. Однажды, не выдержав, я спросил его: «Почтенный муалим [12] , соблюдаешь ли ты сам все правила мусульманской религии?» – «Да!» – решительно ответил Саид-кадий. – «Неправда», – сказал я. Удивлённый педагог уставился на меня стеклянными глазами. Тогда я начал говорить: «Будучи кадием, нельзя нарушать одно из основных требований Священного писания». Он догадался, о чём идет речь.
12
Муалим – учитель.
Вместо ответа протянул руку к книгам, лежащим на полке. Взял том Аш-Шафии, раскрыл страницу, ткнул пальцем на строки и положил передо мной. Прочтя то место, где было сказано, что мусульманину дозволено употреблять напитки, но не уточнено, какие именно, ибо мог иметься в виду безалкогольный шербет, я взял Коран, написанный Меликом-Ибн-Ансаром, «Муватта», и показал ему то место, где было ясно сказано: «Мусульманину употребление дымов и напитков, вызывающих помутнение сознания, запрещается».