Имам Шамиль. Книга третья

Ибрагимова Мариам Ибрагимовна

– Всё же на всякий случай вооружите всех оставшихся мужчин и будьте настороже.

«Вооружённая охрана» после сытного ужина с вином, видя, что странник сладко посапывает на полу кухни, оставила молодого лакея на страже и уснула. Стражник покинул пост у калитки, укрылся с молодой служанкой в саду, где вздремнул перед рассветом в обнимку с зазнобой на мягкой траве.

Чуть брезжил рассвет. Вдруг, нарушив предутреннюю тишину, во дворе раздался выстрел. Управляющий, который не раздеваясь прилег на тахту, вскочил, схватил пистолет и бросился к людской. Он заметил тень, мелькнувшую за деревьями у забора. Вбежав на кухню, управляющий не нашёл подозрительного гостя.

Анна, вскочив с постели, кинулась к окну. В предрассветных сумерках она увидела какое-то движение в улочках

села. В доме все проснулись, в испуге стали одеваться. Анна успокаивала их, говоря, что вечером от Давида прискакал гонец с письмом к управляющему, где сказано: «Не беспокойтесь, всё благополучно». Старая тётушка Тания, которая в страхе отбивала перед образами земные поклоны, поднялась с колен и тоже стала всех успокаивать.

Анна вышла на балкон, стала всматриваться в даль, где, так же как вчера, пылали костры. Предрассветную тишину нарушали протяжным плачем шакалы. Где-то близко раздался крик совы. Не к добру. «Сохрани и помилуй, Боже», – прошептала Анна, обращая взоры к посветлевшему небу, где, словно кривое лезвие турецкого кинжала, сиял полумесяц. Анна склонила голову на грудь, утирая накатившуюся слезу. Вдруг она увидела высокого человека с ружьём через плечо, который, словно кошка, крадучись, пересёк двор и скрылся за деревьями. Сердце княгини дрогнуло, но она взяла себя в руки, спокойно прошла в детскую. Четырёхлетняя дочь Тамара, двухлетний сын Александр, четырёхмесячная Лидия и семимесячный Георгий, сын Варвары, спали безмятежным сном. Только обе нянюшки, стоя на коленях перед иконками над детскими кроватками, молились.

Будите детей, – шёпотом сказала княгиня и, едва удерживая слёзы, поспешила уйти из детской.

Мадам Дрансе, разодетая, накрашенная, напудренная, со старшей девочкой встретила хозяйку в дверях детской. Сохраняя спокойствие, она сделала реверанс госпоже и как бы между прочим спросила по-французски:

– Мы останемся или готовиться к отъезду?

– Пока ничего не могу сказать, – ответила Анна.

Несмотря на то, что старая служанка сообщила княгине, что и последняя стража сбежала со двора, Анна распорядилась приготовить чай, а сама спокойно спустилась вниз и стала укладывать вещи, часто поглядывая на противоположный берег Алазани. До восхода солнца все были одеты и находились в столовой. Старая служанка и няня подали чай.

В семь утра за домом послышался топот копыт и скрип колёс. Через несколько минут вошёл управляющий с докладом, что почтовые кареты, возвращённые накануне в Телави, опять прибыли с распоряжением начальника уезда немедленно выезжать.

Теперь Анна не стала противиться. Она видела, что в селении и в доме почти никого не осталось, кроме них. Кучеры стали выносить и укладывать вещи на подводы и в карету. Не успели господа усесться в карету, как из сада выбежал управляющий с бледным лицом, трясущимися руками и, не говоря ничего, быстро вскарабкался на огромный старый каштан, который рос возле ворот. За оградой сада и со стороны улицы вновь послышался топот копыт и шум бегущих людей.

– Наверх! – крикнула Анна женщинам и детям, которые выходили из дома.

Перепуганные дети с плачем бросились к лестнице и стали подниматься. За ними последовала и Анна. Все собрались в комнате, ведущей в бельведер. Служанка опустила дверь надлестничного хода и замкнула задвижку.

Мюриды окружили усадьбу Первыми во двор выскочили смельчаки. Озираясь по сторонам, одни осторожно направились к дому другие, широко распахнув ворота, подошли к подводам и арбам с конной и бычьей упряжкой. Сундуки, плетеные корзины, саквояжи и хурджины были вскрыты. Глазам мюридов представились драгоценности из золота, серебра, бронзы. Связанные и сложенные тюками ковры, бархатные скатерти, одеяла засияли пестротой восточных рисунков и красок Ни одного выстрела, никакого сопротивления. Из подвод выпрягли быков и коней. Добро навьючили на своих коней. Шум осмелевших налётчиков, гортанные звуки аварских и чеченских наречий, крики и торжествующий смех господствовали в тихом княжеском доме.

А наверху в просторном уютном зале замерли в страхе женщины и дети, прижимаясь друг к другу и с ужасом прислушиваясь к грохоту и шуму,

доносившемуся снизу. Из комнат первого этажа донёсся звук ломаемой мебели, звон посуды, быстрые шаги торопливо орудовавших горцев. Но вот послышался топот шагов взбегающих наверх, скрип лестницы, треск надлестничной двери, в которую с силой упирались плечами злые гости. Задвижка поддалась натиску. Дверь с шумом распахнулась. Несколько косматых папах, из-под которых смотрели на перепуганных женщин горящие азартом глаза, появились в застекленной веранде. Затем мелькнули руки с оголёнными лезвиями кинжалов. Увидев их, дети подняли крик Дрожа, хватаясь цепкими ручонками за длинные платья матерей и нянь, они искали возле них спасения.

Чернобородые пришельцы, поднявшись на веранду, стали у двери в нерешительности. Княгиня Анна, передав грудного ребёнка няне, шагнула вперёд и стала перед остальными, как бы желая защитить их собой. Старая княгиня Тания стала рядом с ней и, скинув чёрную шаль с седых волос, кинула её под ноги. Женщина знала, что этот знак остановит самую дикую толпу горцев от порыва злых намерений. Мюриды стояли несколько минут, удивлённо разглядывая женщин и детей в необыкновенных по красоте нарядах. Они вложили лезвия в ножны – в знак того, что не намерены совершить убийство. Широкоплечий мюрид с чалмой на папахе что-то сказал остальным и, подойдя к мадам Дрансе, взял её за руку. Француженка завопила, но горец посмотрел на неё таким взглядом, после которого она, как покорная овца на верёвке, последовала за ним. Другой мюрид обратился к женщинам по-грузински:

– Без сопротивления вместе с детьми следуйте вниз и делайте то, что вам прикажут.

Женщины, взяв на руки малых, спустились по лестнице во двор, где их усадили на лошадей и отправили в сопровождении вооружённых горцев на левый берег Алазани, затем через Яйлаги на гору Пахали. В лагере было большое количество раненых и ослабевших аскеров имама, несколько сотен пленных грузин – в основном крепостных крестьян, детей, огромное количество мелкого и крупного рогатого скота, табуны лошадей и большие тюки награбленного добра.

Когда княжеские семьи прибыли на Пахальское плато, пленные грузинские крестьяне бросились к ним со слезами и словами сочувствия. Шамиля в лагере не было. Отправив связного с приказом к Гази-Магомеду и Даниель-беку не задерживаться внизу, Шамиль с отрядом мур-тазагетов и приближенных вернулся в Анцух, приказав отправить следом всё, что взято во время набегов.

Утром в сторону Анцуха с высот Пахали двинулся караван с трофеями и пленниками.

Даниель-бек хотел взять Кварели. Оставив Гази-Магомеда на Телавском участке, бывший элисуйский султан направился к Кварельской крепости. Его встретили огнём орудий. Он окружил укрепление, но на штурм не решился. После обеда к Даниель-беку вернулась разведка и доложила, что к Кварели идут части регулярных войск и ополчения. Только Даниель-бек успел повернуться к тылу, как из-за холма показался отряд казачьих сотен и милиции с двумя орудиями. Завязалась схватка. Осаждённый гарнизон кварельского укрепления, увидев своих, решился на вылазку, чтобы, ударив по тылам мюридов, соединиться со своими. Но неожиданно для них со стороны лесистого ущелья двинулась пехота, оставленная Даниель-беком. Гарнизон быстро вернулся в укрепление и заперся. Отряд русских и грузин, пришедший на выручку, вынужден был отойти к правому флангу на господствующий холм, поросший лесом. Даниель, соединяясь со своей пехотой, отошёл к ущелью.

Разграбив полтора десятка грузинских сёл, Гази-Магомед перебросил свои силы на левый берег и, соединившись с Даниель-беком, через Пахали двинулся на Анцухо-Капучинскую крепость.

Когда Давиду Чавчавадзе сообщили о нападении горцев на Цинандали, он тут же, вскочив в седло, поскакал к своему имению и, увидев облака дыма и языки огня над своим домом, в ужасе застыл. Ему не хотелось мириться с мыслью, что семья и родственники уничтожены или взяты в плен, как сотни других его соотечественников. Надеясь на милость Господню, он думал, что родные успели выехать или укрыться в лесах. Но человек с того берега на его вопрос «Что случилось с княжеским семейством?» – ответил: «Их тоже угнали в горы».