Имеет свойство яда
Шрифт:
И с изумлением вдруг осознал, что в мыслях перешел с фамилии генерального директора "Корсара" на имя. Да еще и сокращенное.
— С "Корсаром" вопрос решился.
Табан задумчиво посмотрел на Олега. Ага, соображает шеф все же далеко неплохо. Понимает, что сейчас пойдет коронное "но". Потому что генеральный директор компании, с которой идет тяжба, просто так бы не заявился сюда.
Но Олег сделал вид, что ничего не происходит. И наоборот — происходящее в порядке вещей.
— До суда дело не дойдет, претензии выставлять тоже не будут. Необходимо будет выполнить договорные обязательства касаемо выплаты положенного за неделю просрочки. Но после этого оформится дополнительное соглашение, где мы можем взять отсрочку и выполнить работу.
Никогда не заканчивай речь плохим известием. И не начинай. Иначе запомнят именно его. Так уж устроены люди. Мало того, что плохое в любом случае запоминается лучше хорошее, так еще и остается осадочком.
Табан откинулся на спинку кресла. Закусил губу, взял кох-и-норовский карандаш, постучал по столу.
— Так-так-так, — сказал чужим, словно не своим голосом. — Вот как.
Надо бы что-то сказать, но заливаться соловьем не очень хотелось. Табан имел мерзкую привычку не слышать того, чего не хочет.
И после Сокольского… хм, как-то не очень страшно. Почему-то представилось, чтобы тот сделал своему работнику за подобные дела. Правда, надо быть откровенным, выгребать стоило Касумяну, а не Олегу. Он и так сумел добиться…
Перед глазами встала золотисто-светлая поверхность стола, жаркое дыхание коснулось шеи, а бесстыдный шепот заставил мысленно вздрогнуть. Так, сейчас не об этом. Но воображение явно не соглашалось. Поэтому и не сразу удалось расслышать слова Табана.
— Под ним прогибаются многие. И я даже не удивлен. Хотя, конечно, ваши рекомендации, Олег, получаются, не слишком близки к истине. Я все же ожидал большего. Мелкий, по сути, контракт, а не удалось даже тут сделать как надо.
"Он обвиняет меня во всем, что ли?" — с каким-то даже удивлением отметил Грабар.
Поверить, что Табан отмел и вовсе здравый смысл, не получалось. Нет, ну пожурить, конечно, да. Но все же прикрывать откровенный косяк тут не…
— Я недоволен вашей работой, — разделяя каждое слово, четко произнес Табан. — Конечно, все мы люди. Но если бы все так работали, то ничего у нас не получилось.
Внутри медленно зарождался холод. Пока еще такой тихий, спокойный, злой. До ледяной ярости долго, но уже ни следа от былого душевного состояния. Блеклые голубые глаза Табана смотрели так, будто хотели пронзить насквозь и полюбоваться сделанным.
— Не получилось?
Шеф внезапно замер, умолкнув на полуслове. На мгновение показалось, что не поверил услышанному. Либо пытался понять, как можно без единой эмоции слушать, а потом еще возражать. При этом тоном, словно идет светская беседа. Но тут же прокашлялся и воинственно заявил:
— Именно. Я же ждал быстрого урегулирования вопроса. Тут же не получится, растраты и так…
— То есть, когда заключался контракт, никто не обратил внимания, что сроки там не соответствуют заявленным работам? — все тем же тоном спросил Олег, даже не подумав повысить голос.
Крик — не для работы. Чем громче ты кричишь, тем меньше тебя слушают. Либо начинают орать в ответ, либо замыкаются в себе. Обычная защитная реакция. Но шеф находился у границы, когда хотелось говорить правду. Пусть, почти правду. Но делать вид, что ты виноват в том, чего не делал — это чересчур.
Повисла тишина. Табану возразить было ничего. Все же он не был круглым идиотом. Или просто умел вовремя замолчать. И в глаза как смотрит, будто и впрямь готов сожрать. Но что-то его откровенно останавливает. Потом со звоном кинул карандаш в стакан с ручками и криво прилепленным степлером, каким-то чудом державшимся, но грозящим вот-вот шлепнуться на стол.
— Это не ответ. Но на этом пока все. Идите работать. Сейчас я занят.
"Ага, конечно. Безусловно. Сейчас пойдет обедать, а потом сядет на шикарный джип и укатит по безумно важным делам".
Забрав свои бумаги, Олег вышел из кабинета. Настроение резко испортилось. Перед шефом удалось не выдать истинных эмоций, но все равно радоваться нечему.
Возможно, потому что и впрямь считал, что можно было биться до последнего. Но в то же время понимал, что…
Олег тряхнул головой. Ничего он не понимал. Просто перед глазами снова и снова вставало то, что было там, в кабинете. Поэтому Сокольский не стал дожимать "Монтроз". Некая… скажем, неожиданность придала другое направление его действиям.
Ира вышла из кабинета главного бухгалтера, посмотрела на него сочувствующим взглядом. Олег принял обычный невозмутимый вид.
Девушка села за свой стол.
— Живой? — поинтересовалась она.
Олег улыбнулся уголками губ и развел руками. Мол, а разве нет?
Ира покачала головой, а потом подмигнула и заговорщицки спросила:
— Боевое настроение только усилилось?
— Да, — хмыкнул Олег. — Самое то.
— Отлично, — повеселела она. — Тогда завтра на десять.
— Конечно.
После разговора с Ирой стало и впрямь получше. Все же девочка-солнышко. Рыжая, задорная и любящая стрелять. А в тире он давно не был. И… надо бы. Ибо нервная система е железная, надо иногда расслабляться.
День выдался ясным и солнечным. Ни намека ни на облачко, ни на белый развод на небе — сплошная синь. Так поднимешь голову, посмотришь — потеряешься.
Олег такое небо любил. Почти как дома, когда плавишься от жары, глотаешь дикий зной и не можешь надышаться горячим воздухом. Эх, скорее бы лето. Здесь в любом случае оно будет прохладнее, чем то, привычное и южное.
Ира должна была ждать на станции Киевской. Оттуда, по ее словам, до тира — всего десять минут ходьбы.
Про увлечение девушки стрельбой Олег узнал случайно, когда та сгребала в папку документы, а потом полезла за черновиками в стол. И тут вылетел лист с нарисованной черно-белой мишенью, пробитый в нескольких местах. Олег деликатно поднял его и посмотрел: пробиты восьмерки и шестерки. До меткости далековато, но все же…
Внизу мелкими буквочками было написано: "Подземный стрелковый клуб "Лабиринт"".