Имена мертвых
Шрифт:
Ровные, голые, однообразно окрашенные зеленовато-серые стены, кафельный пол кирпичного цвета, почти пустая комната без окон, какие-то коробки с циферблатами на металлическом столике — и все? это конец? дальше ничего не будет? Танцы, компания, осторожные и ласковые руки Тьена — это было едва полчаса назад и вдруг прекратилось, оборвалось. Разбитые вдребезги часы не остановились, они неумолимо продолжали роковой отсчет, отнимая жизнь со скоростью секунда в секунду. Сколько осталось? Час? меньше? этого не может быть!..
Только что, в машине, ей стало лучше от приближения
Что угодно. Пусть это будет очень больно — лишь бы не было так нестерпимо страшно, лишь бы не чувствовать, как пальцы холодеют, становятся синевато-белыми, чужими, непослушными, негнущимися, как сердце беспричинно трепещет, вот-вот готовое остановиться, как перестает повиноваться дыхание, как жизнь уходит из тела, испаряется с каждым выдохом, рассеивается тающим теплом.
— Что вы стоите?! Сделайте что-нибудь! — со слезами закричала она. — Помогите мне!..
Вошел профессор — такой же твердокаменный, с тем же спокойным взглядом льдисто-голубых глаз.
— Добрый вечер, Марсель.
— К черту, какой он добрый?! — Она громко всхлипнула. — Это невыносимо, я не могу! Ради бога, добавьте мне заряд, вы же можете! Я прошу вас — включите свою машину! Я не хочу умирать!..
Что-то повернув на одной из коробок, профессор поднес к ней диск на рукоятке, из которой свисал провод, тянущийся к прибору на столике. Стрелки задвигались — Марсель впилась в них глазами, словно могла прочесть по ним свой приговор.
— Остаток — двадцать шесть тысячных, — похоже, это была мысль, высказанная вслух. — Марсель, мне очень жаль, но ваше время истекает. Пора подумать о том, как избежать… дискомфорта под конец. Полагаю, вам объяснили, что у нас принято делать в подобных случаях.
— Нет! Не надо этого делать! Дайте мне еще пожить, хоть немножечко! Клейн, Аник — они живут долго, правда? сделайте мне то же самое! Запустите машину! Я хочу жить, не убивайте меня!..
— У вас другой режим, чем у моих помощников. Сразу его нельзя наладить. Давайте надеяться на лучшее. Если…
— Если?! а если я не оживу?! Вы можете мне обещать, что оживу? Нет? скажите правду!
— Что бы я ни сказал и что бы вы ни думали, вам придется пройти через это. Другого пути нет. Все, чем я могу помочь, — закончить цикл без неудобств.
— А дальше?! я проснусь?! Вы ответите мне или нет?!!
— Это зависит не от меня.
— Почему вы такие злые?!. — обессилев от страха и слез, Марсель завалилась набок; она медленно и мучительно извивалась на холодной гладкой ткани кушетки, пытаясь прорвать ее ногтями. — Зачем, ну зачем вы меня воскресили?.. я не хочу опять туда! я хочу дышать, видеть, хочу быть!.. Включите машину, что вам стоит? всего на чуть-чуть, я не прошу много… Пожалуйста, ну будьте людьми!
Аник и Клейн удрученно переглянулись. Зрелище надрывало душу — но убыль заряда остановить нельзя. Можно было впрыснуть ей гексилин силой — и какое тогда у нее впечатление останется? возненавидит на всю жизнь, а не оживет — самим будет противно вспоминать. Они заранее условились — пусть выберет сама, как ей собой
— Марсель, мы готовы помочь, но то, что вы просите, — не помощь. Неприятности будут длиться дольше — и они будут хуже. Я искренне советую вам избрать короткий путь. Сейчас вам не до размышлений, но постарайтесь сказать себе — что предпочтительней. Будем верить, что мы еще встретимся на этом свете. Удачи, — Герц бережно коснулся ладонью ее плеча, что-то шепнул Анику и удалился. Он был стойким, но вид девушки, лежащей ничком на кушетке и трясущейся от рыданий, выводил его из равновесия.
— Жить. Хочу жить. — Слова вырывались из груди со стоном, между захлебывающихся частых вдохов. Помощники Герца сели к ней — один в ногах, другой в головах.
— Аник, можно еще — ладонями? ты умеешь, сделай, а? Мне… плохо, я… задыхаюсь… Сделай, Аник! или ты, Клейн! я вам потом отдам, сколько скажете! Дайте хоть самую малость! Вы столько живете, это же не потеря, поделитесь! Жалко, да?., вы жадные, гады, почему вы не хотите дать?!
— Жизнь… кхм, — неловко начал Клейн, — странная такая вещь…
— Поймите правильно, Марсель: жизнь — это частная собственность. У каждого своя. Ее можно отдать, но нельзя выпросить. Когда нужно — я не пожалею. Но сейчас не тот момент.
— Не впрок пойдет, — прибавил Клейн. — Как мертвому припарки.
— Я не мертвая! я живая! — взвилась Марсель с горькой яростью. — Мне восемнадцать, мне надо жить, жить! а вы меня вытащили… поставили опыт — и радуетесь! подразнили жизнью — и обратно в яму! Подлецы! убирайтесь, не хочу вас видеть! и не подходите ко мне! я никому не нужна…
— Сейчас вернусь. — Аник руками и глазами показал наверх, поднимаясь с кушетки.
— Куда он пошел? — сипло зашептала Марсель. — Зачем? за ядом? для меня? я не позволю! Вы меня убить хотите. Как крысу, — задвигав холодными, деревенеющими ногами, она сжалась в клубок. — Не смейте. Дайте умереть по-человечески… — и вновь залилась слезами, судорожно вздрагивая.
Минуты убегают, подступает чернота. Как невыносимо отсчитывать СВОИ последние минуты, понимая, что за самой последней не будет НИЧЕГО — ни солнца, ни неба, ни звука, полное ничто. Все будут — а тебя не станет. Где-то продолжат гореть звезды, веять ветер, цвести сады — а ты, твое Я исчезнет. Конец Вселенной — для чего она, эта бесконечность с ее галактиками, если нет ТЕБЯ? Мира нет, если ты его не видишь, но мира не жаль — жалко только себя одного.
И тем страшнее сознавать это, ощущая, как отказывает тело, и тебе подчиняется один разум, и он вопит в коробке черепа, понимая, что скоро глаза помутнеют и померкнут, уши оглохнут и прекратятся все остальные чувства. Чтоб вырваться из плена умирающего тела, пойдешь на все.
Она закричала, когда вошел Аник. Что он там держит за спиной?!.
— Сюрприз! — Аник достал и потряс в воздухе забавную мягкую куклу — розовую пантеру с лапами-макаронинами, смешливой мордой и без одного уха. — Это принес ваш папа.