Имена
Шрифт:
— И мы все вылезли на мой крохотный балкончик, стояли там и передавали друг дружке Дэвидову флягу.
— А какой эффектный был закат.
Мы решили, что забрели достаточно далеко. Впереди была маленькая продуктовая лавочка с очень скудным ассортиментом: йогурт, масло, картонные пирамиды из немецкой сгущенки. На тротуаре нас поджидали два стула и металлический столик.
— Попробуйте задержаться у них, — сказала она. — Останьтесь и поглядите, что из этого выйдет.
— Там сырость.
— Я не к тому, что вы нам здесь надоели.
— Она специально выбрала место с паршивым климатом.
— До чего велик мир. Нам все твердят, что он уменьшается
Я молчал и смотрел, как она смеется. На ней было то самое зеленое платье, в котором она купалась тогда, у ресторана, в летнюю ночь.
Я не большой охотник бегать. Я занимался этим, чтобы поддержать интерес к своему телу, быть в курсе его состояния и установить некие рамки, жизненные стандарты, которые необходимо соблюдать. Во мне хватает пуританской закваски, чтобы видеть в принуждении известного рода добродетель, хотя я никогда не перегибал палку в этом смысле.
Не люблю я и спортивной одежды — всех этих шорт, футболок, гольфов. Я надевал только кроссовки, легкую рубашку и джинсы. Маскировался под обычного человека, гуляющего по лесу.
Земляной покров уже начинал светлеть: погода стояла жаркая и сухая. Я прислушивался к собственному дыханию, отыскивая в нем повествовательный ритм, комментарий к моему движению. Я сбивался с темпа, когда надо было пересекать овражки и с усилием взбегать по их склонам. Эти сбои были частью моей подавленности. Мне приходилось нырять под ветки отдельных невысоких деревьев.
Было семь утра. Я бежал по одной из самых близких к вершине троп, вдоль асфальтированной аллеи, которая, изгибаясь, ведет к театрику под открытым небом. Внизу прозвучали два выстрела. Я сбавил скорость, но продолжал двигаться, по-прежнему держа руки согнутыми в локтях. Я решил достичь конца тропинки, развернуться, протрусить по ней же обратно, спуститься на улицу и пойти домой завтракать тостами и кофе. Раздался третий выстрел. Я опустил руки и перешел на шаг, глядя вниз сквозь редкие сосны. Сегодня свет падал особенно мягко, между деревьями точно висела янтарная дымка.
Я увидел, как в дальнем конце лощины у тропинки, идущей над улицей, поднялась пыль. Я не знал, что мне делать, и ждал подсказки от своего внутреннего голоса. Из пыли возник человек, карабкающийся вверх: он пытался бежать прямо посередине мелкой лощины, но оскальзывался на камнях и мусоре, который смыло туда паводком, на газетах и банках. Я подался назад, не спуская с него глаз, медленно отступая к небольшой лесенке, ведущей на обзорную площадку рядом с дорогой. Я не хотел отводить от него взгляд. Мне казалось, что стоит мне отвернуться, и он
В правой руке у него был пистолет, но он держал его не за рукоятку, а в обхват за дуло и спусковую скобу, точно собирался бросить. Я присел у подножия лесенки. Он одолел подъем, тяжело дыша, — среднего роста, едва ли старше двадцати, в подвернутых джинсах и сандалиях. Когда он увидел меня, я резко выпрямился и застыл со сжатыми кулаками. Он взглянул на меня так, будто хотел спросить дорогу. Потом отвернулся, вдруг насторожившись, держа пистолет в согнутой руке на отлете. Затем побежал вправо и торопливо продрался сквозь кустарник на обочине асфальта. Я слышал, как колючки царапают по его джинсам. Потом я услышал его дыхание: он бежал по аллее туда, где она поворачивает на север и спускается к улице.
Я подошел к краю склона. Между нижними ветвями и почвой был далекий просвет. Я увидел там чью-то фигуру, шевелящуюся у самой земли. В моем локте пульсировала боль. Должно быть, я обо что-то стукнулся.
Я спустился вниз, перебегая от дерева к дереву, используя их и как прикрытие, и как тормоз на своем пути. Мне хотелось проявить добросовестность. Во мне проснулось неопределенное чувство долга. В такой обстановке следовало действовать и думать правильно. Древесная кора была грубой и неровной, шершавой на ощупь.
Это оказался Дэвид Келлер. Он пробовал приподняться и сесть. Сзади он был весь в пыли — спина, рубашка, затылок. К рубашке прилипли сосновые иголки. Он тяжело дышал. Обычный человеческий звук, как дыхание человека, бегущего по улице.
Я произнес его имя и медленно, чтобы не испугать, переместился в его поле зрения. Он сидел в нескольких ярдах от тропинки, среди пяти-шести довольно больших камней, и опирался рукой на один из них, ища положение, в котором меньше чувствовалась бы боль. На камнях были ржавые пятна мха. Сначала я подумал, что это кровь. Кровь сочилась из его левого плеча, капая на запястье и бедро.
— Их было двое, — сказал он.
— Я видел одного.
— Откуда ты взялся?
— Бегал. Наверху.
— Цел?
— Он убежал в другую сторону.
— Ты его рассмотрел?
— Он был в сандалиях, — сказал я.
— Они слишком долго ждали. Хотели застать врасплох. Думали сделать все по правилам, такое у меня впечатление. Затаились, выжидали. Но я увидел его, увидел пистолет и побежал прямо на эту сволочь. Прямым курсом. У них обоих глаза на лоб вылезли. Я бежал во весь дух. Разозлился, просто озверел. Увидел пистолет и бросился. Вроде он выстрелил один раз. Попал в плечо. Когда он спустил курок, я уже почти сшиб его на землю. Тут выскакивает другой, стреляет. Я лежу на первом, его пушка зажата где-то между нами. Другой был футах в пятнадцати выше нас, вон у тех деревьев. Он стреляет еще раз. Первый выворачивается из-под меня и бежать. Перепрыгнул через овраг и удрал за ту стенку. Пистолет потерял. Наверное, он в овраге.
Рассказ утомил его, он задышал чаще. Он все время облизывал губы, а затем вытер пот с тыльной стороны ладони, проведя ею по рту. Кровь капала на блестящие красные штаны.
— Как ты?
— Так себе. Болит, зараза, сил нет. Есть кто поблизости?
Я увидел на другой стороне улицы, у стены здания, нескольких человек — они стояли там и смотрели на нас. Над ними, выше и ниже по улице, маячили люди на балконах, молчаливые наблюдатели в халатах и пижамах.
— Я этого ждал, — сказал он. — Вопрос был только, в какой стране, какой способ они выберут. Могло быть хуже, дружище. Точно тебе говорю.