Именем человечества
Шрифт:
– За то, что вы пришли ко мне? Но почему? Что в этом плохого? Ведь вы для меня... Я люблю вас, Максим, – она пересела на диван, протянула к нему руки. – Я так ждала вас! Я готова на что угодно, лишь бы помочь вам. Хоть в чем-нибудь...
Он осторожно погладил ее по голове:
– Спасибо, Танюша. Я... пойду. А через три дня.
– Нет! Нет, Максим! Вы не уйдете, – ее маленькая горячая ладонь легла ему на лоб, пальцы коснулись глубоких морщин.
– Не надо, Таня...
Она опустила руки, сжалась, как от удара:
– Боитесь анафемы?
– Нет, – твердо ответил Максим. – Но я не имею права... Я просто недостоин вас. Не стою вашей любви. Вы же знаете, что я всю жизнь гонюсь за своими миражами.
– Я знаю это, – тихо прошептала Таня. – Знаю все... Но я люблю вас. И этот вечер, как бы он ни кончился, будет самым счастливым в моей жизни. – Руки Тани снова легли ему на плечи, губы его коснулись рассыпавшихся волос, и он почувствовал сквозь тонкий шелк блузки, как бьется ее сердце...
6
Мысли о новом восхождении на скалу давно не шли у Максима из головы. Тщательно перебирая в памяти события десятилетней давности, он все больше склонялся к тому, что феномен Зуба Шайтана имел самое непосредственное отношение к Нефертити. Время показало, что запах астийского эдельвейса был связан только с ней, а музыка, которую он слышал в тот день, не могла принадлежать ни одному из известных инструментов.
К тому же там, на вершине скалы, эта музыка и запах ощущались только в том случае, если коснуться подбородком колец. Значит, то, что он принял за альпинистские крюки, было вовсе не крюками, а частью какой-то линии связи, проходящей через Зуб Шайтана и соединяющей Лысую Гриву с другим, неизвестным ему пунктом, где бывала, а может быть, постоянно проводила время Нефертити.
Не приходилось сомневаться и в том, что в шуме ветра он слышал ее шепот. Стало быть, находясь где-то далеко от сопки, она могла видеть его на скале, говорить с.ним, пользуясь, очевидно, той же системой связи.
Но если так, то стоит снова подняться на Зуб и подключиться к этой линии – может быть, для этого достаточно лишь коснуться колец – и удастся вызвать Нефертити, заговорить с ней. Ведь в тот день на скале он, помнится, не произнес ни слова, только слушал. А если попробовать вмешаться в музыкальный код?..
Как бы там ни было, это оставалось последней возможностью связаться с Нефертити. Только сумеет ли он еще раз подняться на скалу? Память до сих пор хранила страш ные мгновения, пережитые на отвесной стене. Это и удерживало его до сих пор от рискованного шага. Он надеялся обойтись без такой крайности. Однако теперь было исчерпано все.
Вот почему пришел он сегодня к Зубу Шайтана. Здесь, только здесь мог он в последний раз вызвать ее на разговор. Или хотя бы сфотографировать кольца, взять крупицу для анализа, может быть, записать на магнитофон звуки, передающиеся по необычной линии, – все-таки будет что продемонстрировать в отчетном докладе. Все это, конечно, сопряжено с огромным риском.
И вот он снова перед каменной громадой, вонзающейся в небо. Позади – десяток километров подъема по лесистому склону сопки, короткий разговор с Силкиным. Впереди – лишь неизвестность. Одно он знал твердо: путь отсюда лежит только через вершину Зуба Шайтана.
Итак, за дело! Немного передохнув, Максим проверил фотоаппарат, магнитофон, все уложил в рюкзак вместе с молотком, напильником, связкой веревок, снял лишнюю одежду, разулся до носок, в последний раз оглядел путь
к вершине.
Пора! Веревка с грузом с первой попытки захлестнулась за выступ гребня – удачное начало. Всего несколько минут понадобилось, чтобы подтянуться к нижнему выступу. Теперь вверх по гребню! Это тоже не составило большого труда. Через полчаса он уже добрался до перегиба склона, где можно было передохнуть, выбрал место поровнее и, не снимая рюкзака, пристроился в тени, под глыбой. День был жарким, безветренным. Голова кружилась от усталости. Стоило ли дальше рисковать? Но все кругом дышало такой тишиной и покоем, что просто не верилось в возможность какой-то неприятности. Будь что будет! Максим поправил рюкзак и снова полез вверх. Но теперь подъем был особенно труден. Гребень еле лепился на почти отвесном склоне. Приходилось ощупывать каждую глыбу, каждый камень. Тяжелый рюкзак тянул вниз. Пот слепил глаза. Максим то и дело останавливался, чтобы перевести дыхание. Однако склон становился все круче, все опаснее. Глыбы кварцита здесь сильно потрескались, кое-где еле держались на месте, обрушиваясь при каждом неверном движении. А впереди была еще голая стена.
Но вот и она. Наконец-то! Максим примостился на верхнем конце гребня и глянул вверх. Стена уходила прямо в небо. Нет, с рюкзаком здесь не подняться! Придется оставить его под стеной, взобраться сначала налегке и, укрепив на вершине веревку, спуститься за вещами. И как он вскарабкался прошлый раз на такую крутизну? Помнится, где-то здесь была небольшая выбоинка и трещина над ней. Да, вот они.
Ну, вперед! Максим уцепился руками за трещину и подтянулся вверх. Хорошо, что он сбросил ботинки. С выбоины можно перебраться на этот уступ. Затем по нему чуть влево, там, на уровне его роста – небольшой карниз, и если за него ухватиться... Только бы не сорвалась нога! Только бы дотянуться до этого карниза! А вот и он! Если теперь подтянуться на руках...
Э-эх, не получилось! Карниз не выдержал тяжести Максима, и он сполз обратно к гребню. К счастью, удачно, лишь сильно поцарапал обе руки. Но что это, что?! Большая глыба кварцита, в которую он уперся ногами, вдруг покачнулась, сдвинулась с места и с грохотом покатилась вниз, увлекая за собой всю верхнюю часть гребня. Максим еле удержался на крохотном уступе, вцепившись руками в трещину над головой, и в тот же миг услышал... плач. Да, плач! Кто-то определенно всхлипывал у него за спиной. Максим попытался оглянуться назад. И тут – сквозь грохот обвала:
– Не надо! Не поднимайтесь! Я не смогу помочь вам... Максим вздрогнул. Ее голос! Голос Нефертити! Вот и
запах астийского эдельвейса. Слабый, еле ощутимый. Но разве спутаешь его с чем-нибудь другим? Наконец-то! Только что она говорит? Почему так тихо? Он напряг слух. Голос, прерываемый рыданиями, с трудом пробивался сквозь низкий нарастающий гул:
– Спускайтесь! Прошу вас, умоляю! Я теперь... Мне самой нужна помощь. Мне запрещено даже думать о вас. Меня лишили всякой свободы действий. Но не обо мне речь. Спускайтесь! Спускайтесь и запомните... – шум падающих глыб окончательно заглушил тревожный шепот. И вдруг все смолкло. И этот гул, и грохот обвала. Максим глянул вниз и похолодел от страха. От гребня не осталось и следа. Прямо под ним обрывалась теперь почти отвесная стена. Путь вниз был отрезан.