Именем человечества
Шрифт:
– Саакян здесь ни при чем, – жестко возразил Зорин. – В делах такого рода непосредственный начальник, кто бы он ни был, далеко не единственный и даже неглавный судья.
– А какой суд имеешь в виду ты? Органы госбезопасности?
– Органы госбезопасности – само собой. Но главным судьей всегда останется твоя совесть.
– Ну что совесть? Я же объяснил тебе, Виктор болеет и...
– Да, объяснил. Но я должен со всей ответственностью, как врач, сказать, что никакой болезни, которая помешала бы человеку жить где-либо, кроме Кисловодска, просто не существует. А потом – почему Виктор так поспешно сменил квартиру? Я интересовался – хозяева не выселяли его. Кстати, ты знаешь, где он теперь живет?
Дмитрий покачал головой.
– Вот видишь. И еще – если они оба не были прописаны в Кисловодске, то как Алла Нестеренко могла работать в городской школе?
– Ты что же, думаешь...
– Я думаю, тебе надо сегодня же поехать в Пятигорск и подробно рассказать обо всем кому следует.
– Нет, папа, только не это! – Дмитрий с опаской посмотрел на полузашторенное окно.
– Но почему нет? Ты боишься чего-то? – перехватил Зорин его взгляд.
Дмитрий отвел глаза в сторону:
– Я не могу этого сделать. Не могу! Поверь мне, папа. И прошу тебя, не спрашивай больше ни о чем!
– Ладно, не буду. Ты расскажешь обо всем сам. А это нужно, сынок. Нужно! Чтобы снять с души тяжесть, которая гнетет тебя. И помочь тебе в этом смогу только я. – Зорин привлек голову сына к груди, пригладил его рассыпавшиеся волосы.
На мгновение Дмитрий, казалось, перестал дышать. Затем резко высвободил голову из-под рук отца:
– Хорошо, пап, я расскажу тебе все. Все-все! Только.., Дай слово, что этого никогда не узнает Тропинина.
– Я обещаю тебе, сын.
Тогда слушай. Этот Виктор примазался ко мне еще в поезде, поменялся местами с каким-то стариком. Я не при-дал этому никакого значения. А потом...
– ...Димка, Димка! – покачал головой Зорин, выслушав сбивчивый рассказ сына. – Нет чтобы рассказать все чуть раньше. А теперь... Теперь действительно ехать тебе в Пятигорск небезопасно. Но и оставлять все это так – тоже нельзя. Что же нам делать, буйная головушка? Придется ехать мне, другого выхода я не вижу. Против этого, надеюсь, ты не будешь возражать?
– Нет, папка, – вздохнул Дмитрий, словно сбрасывая с плеч огромную тяжесть. – И что бы я стал делать без тебя! Когда думаешь поехать?
– Сегодня, сын. Иначе будет поздно. Кстати, у меня есть там кое-какие дела. Только вот что, Дима. Мы должны не только покаяться, но и помочь товарищам из госбезопасности. Постарайся описать мне этого Виктора: его внешность, привычки, какие-то особые приметы...
– Да ничего особенного, папа: высокий, стройный, светловолосый, курит... Да, вот! Он, когда ходит, то... как бы это сказать? Будто подергивает левым плечом. Да, лменно подергивает, точно ему мешает что-то там, под пиджаком.
– Отлично, Дима! Это уже кое-что. Ну, а теперь, уж коль мы завели этот откровенный разговор, пора нам потолковать и об Алене. Скажу прямо, не нравится мне твое отношение к ней. Я хочу, чтобы ты серьезно взвесил...
– Да все я взвесил, папка. Все обдумал. Что мы будем за муж и жена? Я кандидат наук, а у нее – дай бог семь классов сельской школы. Помнишь, ты и сам говорил...
– Ну, меня ты не приплетай. Сейчас о тебе речь. Ты что, сегодня только узнал, что у нее семь классов сельской школы?
– Важно не то, когда человек что-то узнает, а то, когда он проанализирует эти знания, сделает из них соответствующие выводы.
– Ловко! И ничего не возразишь. Только что же ты не сделал этих выводов раньше, до того, как предложил девушке стать твоей женой? Что она теперь скажет матери? Каково ей самой будет пережить все это?
– Что ты меня пытаешь, папа! Ну, ошибся я, поторопился Кто не ошибается? Хуже было бы, если б я осознал эту ошибку, скажем, год-полтора спустя, когда, чего доброго, появился бы на свет третий... – Да-а, в логике тебе не откажешь. И все-таки, Дмитрий, нельзя относиться к людям как к шахматным фигурам. Пойми это!
– Да понимаю я, папка, понимаю! Не думай, что я такой уж бессердечный. И жалко мне ее, Алену. Но что поделаешь... Алло! – схватил он трубку зазвонившего телефона. – Да, это я, Татьяна Аркадьевна. Спасибо, превосходно, сейчас только целую сковороду котлет уничтожил.
– Отец? Он тоже молодцом. Так, может, вы навестите своих пациентов? Нет? Жаль... А где вы сейчас? Позвольте мне хоть выразить вам свою признательность. Ну, не по телефону же... Нет, я не задержу вас. Хорошо, только десять минут. Бегу. Бегу сейчас же!
Дмитрий рывком натянул рубаху, повязал галстук:
– Так где найти цветы, папка? Зорин махнул рукой:
– Да хоть на спуске с вокзала к галерее, знаешь?
– Знаю. Бегу!
3
– Можешь меня поздравить, папка! – еще с порога закричал Дмитрий, освобождая руки от свертков и паке тов. – Где ты запропастился, помоги мне!
– Здесь я, здесь, – отозвался Зорин с балкона. – Что ты еще натворил?
– Ничего не натворил. Понимаешь, папа, мне в голову пришла замечательная идея. Я понял, кажется, как управлять этими неуловимыми нейтрино.
– Понял или тебе подсказала Тропинина?
– Ну да! То есть нет. В общем, без нее, я, конечно, ни чего бы не придумал. А тут... Говорю я с ней опять об этой стабилизации ядер, и вдруг будто молнией меня пронзило: ведь если бы нейтрино имели заряд... Словом, дайка мне скорее карандаш и бумагу!
– Вот тут все, на столе. А что это за свертки, пакеты? И вино?!
– О, черт! Забыл самое главное. Она же сегодня придет к нам. Придет и расскажет все-все, И о нептунии и вообще. Сама обещала. Только ты уж займись этим без меня, – кивнул он на свертки. –Мне надо обязательно закончить расчеты, чтобы уже сегодня показать ей. Ведь если моя идея верна... – он бросился к столу, схватил карандаш.