Иметь королеву
Шрифт:
Внезапно за спиной громыхнуло. Мещеряков обернулся и увидел, как в темное небо стремительно взлетает яркая крупная звезда. Достигнув верхней точки траектории, она замерла, взорвалась снопом искр и засияла ослепительно белым светом. Отгородившись от ночного неба небольшим парашютом, осветительная ракета неторопливо поплыла к земле. Тотчас раздалась приглушенная расстоянием частная автоматная стрельба. Мещеряков понял, что из коттеджа он ушел как нельзя более своевременно. Обложив командирское гнездышко кто-то — ясно, кто! — начал брать власть в свои руки.
— Дерьмо! —
Мещеряков сплюнул и задумался. Бегство во время патрулирования становилось проблематичным. Не обнаружив его в коттедже, бывшие сообщники, несомненно, предпримут поиски. Прочешут Калчи, окрестности, усилят охрану аэродрома. Напоют солдатне, что главный виновник всего — адъютант, и те, надеясь на отпущение грехов, жопу будут рвать, чтобы разыскать беглеца. Неприятно-с! Но на аэродром надо идти в любом случае. Без транспорта в его положении — хана.
Ракета догорала. Мещеряков проследил ее неторопливое падение и в свете последних отблесков заметил среди деревьев невдалеке от себя нечто странное — какой-то темный мешок, висящий на ветвях. Он осторожно двинулся к предмету и остановившись в шаге, протянул руку. Предмет, холодный и тяжелый, напоминал освежеванную тушу оленя. Местные камчадалы, изгнанные из Калчей, добыли себе на пропитание?
Снова вдали грохнуло, и новая ракета взмыла в небо. Темнота испуганно отпрянула от деревьев, и Мещеряков еле сдержал крик. Перед ним, подвешенное за ноги, покачивалось обезображенное человеческое тело. Кожа, надрезанная по талии и вокруг шеи, была чулком снята с его торса, и внутренности, свисая из вскрытого живота, кольцами расползлись по траве. Адъютант наклонился к лицу человека, и ему стало по-настоящему жутко.
— Шурахмет, — прошептал он. — За что тебя так?!
Остекленелые, вылезшие из орбит глаза слепо глядели на него, и, отражаясь в них, адъютант увидел… что?
Мещеряков невольно оглянулся. Где те, кто отправил Шурахмета на тот свет таким ужасным способом? А если они рядом?
Усилием воли справившись с мандражом, Мещеряков быстро пошел на аэродром. Скорее отсюда, как можно скорее!
Спать военному человеку хочется всегда, а часовому после полубессонной ночи особенно. Мордатый ПОшник с тоской посмотрел на взошедшее солнце и протяжно зевнул. После прокола, когда сбежал во время вылета в тайгу этот пердун из каптерки, фортуна повернулась к нему вонючим задом — из теплой казармы его на следующий же день перевели в караульную роту. ПОшник вяло потрогал колючие щеки и отметил, что недели через две его можно будет принять за аборигена.
В казарме летунов скрипнула входная дверь, и на пороге появились две фигуры. Помаячив немного на крыльце, они неторопливо направились к часовому.
«Этим-то что не спится? — с раздражением подумал морда. — Херней занимаются. Вверх — вниз, вниз — вверх. Голова болит от их трескотни. Все что-то высматривают».
Парочка подошла поближе. Впереди шел летчик — его рожу ПОшник не раз видел и на аэродроме, и в части. А вот второй… Что-то знакомое в лице… Погоны голубые, но где-то он щеголял в другой форме. ПОшник попробовал напрячь извилины. Не получилось.
«А… насрать, — подумал он, расслабившись. — Есть разрешение на полеты — пусть катятся на все четыре».
— Стойктоидет, — равнодушно выплюнул он дежурную фразу и потянул руку за бумагой.
Летчик достал из планшета белый квадратик. Морда ухватил его и потянул к себе.
— Я тебе что, баба, чтобы со мной заигрывать? — возмутился он, дергая разрешение к себе.
Вертолетчик не отпускал бумагу. ПОшник вскинул на него разъяренные, красные от недосыпа глаза и осекся — летун, выпучившись, сдвинув брови, косился куда-то вбок. Морда выпустил бумагу и попытался заглянуть ему за спину. Второй летун отступил на шаг, и ПОшник онемел — на него в упор смотрел вороненый ствол «стечкина».
— Не кричи, ладно? — сказал Мещеряков и подтолкнул вертолетчика к машине. — И автомат отдай — он тебе ни к чему.
То ли сказался недосып, то ли мордатый без колбасы во рту не умел ни соображать, ни реально оценивать происходящее — скорее всего, второе, — но он, сняв с груди автомат, зачем-то повесил его на плечо и снова уцепился за бумагу.
— Разрешение давай! — закричал он, переходя на фальцет. — Не пущу без разрешения!
«Стечкин» в руке Мещерякова блеснул огнем и навсегда прекратил мучения мордатого.
— В машину, — скомандовал Мещеряков. — А то и тебя туда же.
Скорый на разгон «КА-50» бешено замолотил воздух винтами. Из казармы выскочил командир летунов, ПОшники, но, попав под огонь пулемета, повалились на исшарканные доски крыльца.
«КА-50» взмыл над аэродромом.
— Стой! — заорал адъютант: — Зависни!
Свинцовый ливень прошелся по вертолетам.
Вдрызг разлетелся фонарь у «МИГа», взорвался и загорелся «МИ-8». Наскоро резанув очередью по остальным машинам, Мещеряков толкнул грязным сапогом в оголовье кресла вертолетчика:
— Теперь дуй во все лопатки! За Шивелуч!
По полю от одного вертолета к другому метался разъяренный командир в/ч 17256 и рычал от бессильной злобы.
— Проспали, бляди! Удавлю!
— Товарищ подполковник! Кажется один целый! — сообщил подбежавший летчик.
— Запускай движок! — распорядился подполковник. — Не догонишь — из кабины выброшу!
Пятнистая торпеда сорвалась с места, как гончий пес. Через пару минут свист и грохот затихли вдали.
Толпа на аэродроме долго смотрела вслед исчезнувшим вертолетам.
— А нам-то теперь что делать? — растерянно спросил один из летунов.
И кто-то так же растерянно ответил:
— Не знаю…
Два боевых вертолета, связанные невидимой нитью, мчались над тайгой. Мещеряков, ежесекундно оглядываясь, торопил летчика.
— Быстрее давай, если не хочешь носом землю пахать. Что ты тащишься, как девяностолетняя кобыла?!
— И так на полной идем! Двести двадцать — мало, что ли?