Имитатор
Шрифт:
– Да не прёт чего-то. Раз уж не задался день – так не задался. – Птицын отсоединил затвор и принялся водить ёршиком по каналу ствола. Кривов посмотрел на него искоса.
– Всё по поводу Женьки убиваешься? Весь осунулся – лица на тебе нет. Тебе с твоими болячками покой нужен да лечение соответствующее, а ты всё на оперативные просторы рвёшься. Ох, доиграешься ты, Володя! Помяни моё слово: доиграешься!
– Да как же ты не поймёшь?! – вспылил Птицын. – Женька – он же для меня как сын… ну не как сын, так как брат был. Сам ведь понимать должен…
– А я и понимаю! – строго сказал Кривов. – А вот ты – нет.
Птицын глухо рассмеялся:
– А вот для Женьки закончилась. Хреново ты утешаешь, Сергей Михалыч. «Сам знал, сам выбрал»… Это всё я… Я виноват в его смерти, и хоть что хочешь мне говори, пока скота этого Кастерина в землю не зароют, не успокоюсь я.
Кривов сверкнул глазами:
– Прекрати! Ишь, нюни распустил! Ты у нас кто – начальник угро! Тебе киснуть не положено. Говорю тебе: в смерти Янчина ты не виноват – и точка!
– Да как же не виноват? Это я же ему в банду внедриться приказал. Мог бы сам пойти, а я его… Теперь как мне его жене и сынку в глаза смотреть? Пацанёнку Женькиному только четыре, а он всё уже понимает. Видел я его глазки на похоронах. У… – Птицын поморщился и схватился за висок.
– Что, опять? – забеспокоился Кривов.
– Да нет, ну разве только чуть-чуть.
Он отбросил затвор и тряпку, откинулся назад. Под потолком включилась вентиляция. Некоторое время они сидели молча, потом Птицын вынул пачку и закурил.
– Куришь ты, Володя, без меры – вон как и руки у тебя дрожат, хоть и молодой ещё. Оттого и в стрельбе у тебя результат слабенький. Глянь-ка на мои ручонки. – Кривов вытянул руки ладонями вниз. – Я тебя старше лет на десять, а пальцы у меня не дрожат. Да и глаза ещё зоркие, видят мушку – потому и стреляю хорошо.
Птицын фыркнул:
– Так ты же у нас, Михалыч, заслуженный мастер спорта, а я кто? Ты у нас с утра до ночи в своём тире сидишь, а у меня помимо пальбы знаешь сколько забот? Спекулянты, жулики, убийцы – всех и не упомнишь! Опять же, Пашка этот клятый… Я ведь, когда Янчина закапывали, себе слово дал, что не успокоюсь, пока его убийцу не покараю! Я ведь Пашку Кастета ловить не собираюсь. Я его, гниду, пристрелю – пусть только попадётся! Мог бы уже вчера – ан нет… Упустил я Пашку, а теперь вот ещё напасть: Еленин ведь меня от кастеринского дела отстранил.
Кривов насторожился:
– Отстранил? Тебя? Это что ж, из-за здоровья?
– При чём тут здоровье? Еленину до моих болячек дела нет.
– Не говори, Володя. Еленин – мужик правильный. А ты с ним как с равным…
– Сам виноват. Настоящий начальник – он ведь каким должен быть?
– И это каким же?
– Как кремень! Сказал, как отрезал! Любого подчинённого должен в рог бараний гнуть…
Кривов рассмеялся:
– Тебя, Володька, согни попробуй! Сам кого хочешь, хоть в рог, хоть в узел…
Птицын оскалился:
– Что есть, то есть.
– Есть-есть, да под поясницей шерсть. Говорю тебе: не перечь Еленину! Он настоящий мужик. Фронтовик. Он же почитай всю финскую прошёл. Два ранения у него… орденоносец.
– Да что ты мне тут втолковываешь? – отмахнулся Птицын. – Знаю я и про ранения его, и про побрякушки. Орденоносец, твою мать, а перед московскими аж чуть ли не зубами стучит! Суетится, как беременная школьница, разве что сопли не размазывает. Отстранил он меня от кастетовского дела потому, что дяденька страшный из Москвы пожаловал, и теперь мне каких-то диверсантов ловить придётся.
– Диверсантов? – Кривов насторожился. – А ну-ка рассказывай.
– Шпионы немецкие к нам в Куйбышев должны нагрянуть. К Еленину Москва за помощью обратилась – ну, чтобы поймать их, – а он, вишь, ко мне. Как будто больше не к кому, – продолжал Птицын. – У меня своих мазуриков пруд пруди, а теперь вот немчура эта! Да ведь я же понимаю, что немец – это враг. Да только у меня специализация другая. У них там разные штучки шпионские, а я с ворами да спекулянтами работать привык – боюсь, не потяну я диверсантов этих. Или потяну? Ты как сам-то думаешь?
– Потянешь-потянешь, – усмехнулся Кривов, – дальше рассказывай.
– Да тут ещё Кастет этот из головы не выходит. Он, гад, Антошку моего подстрелил, хорошо хоть, парень жив остался, царапиной отделался. Кастетовскую банду корниловским в разработку отдали, а мне приказали ловить… уж я и сам не знаю кого. Да для пущих бед ещё и москвича этого из госбезопасности ко мне приставили.
– И что за москвич? Крут?
Птицын засмеялся с надрывом, махнул рукой:
– Штабной, похоже – толстый, лысый, на снеговика похож. Мы с Кравцом его так и окрестили – Снеговик. Откуда только таких берут? Послала его нелёгкая. А он ещё и темнит. Не говорит толком ничего. Дал фотографии какого-то мужика в пиджаке. Ищите, говорит, этот вроде как самый главный будет у немцев. Хоть бы сказал, какая у них задача, у диверсантов этих, что они собираются делать: взорвать какой-нибудь объект или, может, какие секретные разработки похитить. У нас вон теперь объектов в городе сколько? Со всей страны посвозили. Я же не против того, чтобы этих диверсантов взять, только какой тут от меня прок? Тут же контрразведка работать должна, а мы кто? У нас и стукачи свои, и сочувствующие. Диверсант – он же кто? Не вор законный и не приблатнённый, по фене не общается. Как же я его тебе выявлю, если он с простым людом смешается да за честного себя выдавать станет? Каждый баран должен носить свои рога, кесарю кесарево. Они же среди честных людей попытаются затеряться, и пока я буду среди честного люда орудовать, такие как Паша Кастет столько дел натворить могут! Но ладно бы уж только это! Теперь ещё и москвич этот лысый будет свой нос везде совать! Еленин меня над всеми поставил, а москвич этот так… Типа куратор.
– А ты не преувеличиваешь, братец? А с чего ты взял, что он в своём деле не мастак? – с издёвкой спросил Кривов. – Ты ж его не знаешь совсем – может, он просто с виду такой, а на деле настоящий волкодав. А?
Птицын положил пистолет и принялся энергично вытирать руки тряпкой.
– Это он-то волкодав? Да ты бы на него посмотрел! Квашня квашнёй! Я не главный, говорит, я так, в сторонке постою. То простата у него шалит, то ещё чего. Короче, тюфяк – тюфяком. Как таких только в органы берут?