Имитатор
Шрифт:
– Похоже, у нее при жизни вообще не было близких. Я осматривала ее квартиру, и, судя по отсутствию сувениров… сентиментальных воспоминаний, если можно так выразиться… при жизни ей никто не был нужен. Так что… считай, кроме нас с тобой, у нее вообще никого нет.
– Ладно. – Морс отхлебнул еще глоток и встал. – Ладно. – Отставив в сторону бутылку, он опять обработал руки защитным составом и надел очки. – Я нажал на токсикологов, хотя не знаю, что из этого выйдет. Печень довольно изношена: действие алкоголя. Но никаких серьезных травм или заболеваний. Последний прием
– Недавняя?
– Нет. Подтяжка зада сделана пару лет назад, и я бы сказал, что это последняя операция.
– Стыкуется. Удача ей изменила. В последнее время у нее не было денег на хорошую подтяжку.
– Теперь переходим к самой последней операции. Рану на шее убийца нанес тонким ножом с гладким лезвием, скорее всего, скальпелем. Удар слева направо, слегка наклонный. Судя по углу наклона, ее подбородок был вздернут, голова откинута. Он подошел сзади, вероятно, дернул ее за волосы левой рукой, нанес удар правой. – Морс продемонстрировал обеими руками в воздухе, как это было. – С одного удара рассек яремную вену.
– Было много крови. – Ева продолжала изучать тело, но мысленным взором видела Джейси Вутон живой, стоящей на ногах лицом к грязной стене в переулке. Вот ее голова откидывается назад, растерянность, мгновенный шок, ослепительная вспышка боли… – Кровь хлынула тугой струей. Залила все вокруг.
– Да, крови было много. Он весь перепачкался, даже стоя у нее за спиной. Что касается остального, это один длинный разрез. – Морс очертил пальцем контур в воздухе. – Сделано быстро, точным движением. Разрез нельзя назвать чистым, тем более хирургическим, но это не первая его работа. Он уже и раньше резал плоть. Причем это была не тренировка на муляжах. Он и раньше, еще до этой несчастной женщины, имел дело с плотью и кровью.
– Не хирургический… Значит, он не врач?
– Я бы этого не исключил. Он наверняка спешил, освещение было скверное, он волновался, нервничал, к тому же он был сексуально возбужден. – На красивом лице Морса отразилось отвращение. – Что бы ни двигало этим… извини, слов не подберу. Что бы им ни двигало, это явно не сказалось на его умении, хотя могло бы сказаться. Он удалил женские половые органы, скажем так, с завидной оперативностью. Невозможно установить, имел ли место сексуальный контакт перед удалением. Но, исходя из времени смерти и нанесения повреждений, можно утверждать, что обошлось без игр, потому что между первым и вторым прошло всего несколько минут.
– Ты занес бы его в разряд медиков? Медбрат, санитар, ветеринар? – Ева сделала паузу и склонила голову набок. – Патологоанатом?
Морс усмехнулся:
– Это, безусловно, не исключено. Для этого требовался солидный навык, особенно при данных обстоятельствах. Но, с другой стороны, ему не надо было беспокоиться о шансах пациента на выживание. Ему требовалось определенное знание анатомии, знакомство с инструментами, которыми он пользовался. Я бы сказал, он наверняка учился, несомненно, практиковался,
– Оставил. Она адресована мне, так что, считай, он позаботился о моем участии в деле с начальной стадии.
– Значит, для него это что-то личное.
– Можешь смело говорить «интимное».
– Я передам тебе рапорт и результаты анализов, как только смогу. Мне надо еще кое-что проверить. Посмотрим, может, я сумею еще кое-что разузнать о ножах.
– Отлично. Не принимай все так близко к сердцу, Морс.
– Я принимаю все, как есть, – сказал он. Увидев, что она направляется к двери, он окликнул ее: – Даллас! Спасибо!
Ева обернулась:
– Без проблем!
Проходя по коридору, она сделала знак Пибоди следовать за ней.
– Скажи мне то, чего я жду.
– Лаборатория под нажимом вашей преданной подчиненной сумела определить, что это почтовая бумага особого сорта. Очень дорогая, представляете, даже не из вторичного сырья, что не только шокирует мою природолюбивую душу, но и означает, что она производится и продается вне территории Соединенных Штатов. У нас на этот счет жесткие законы.
– Я думала, природолюбы не признают законов, установленных людьми, и вмешательства правительств в дела общества.
– Признаем, когда это нам на руку. – Пибоди села в машину. – Бумага английская. То есть она производится в Великобритании. Продается только в Европе, всего в нескольких точках.
– Значит, в Нью-Йорке ее не достать?
– Нет, лейтенант. Ее трудно купить даже через Интернет или по почте наложенным платежом, потому что у нас первичный бумажный продукт входит в список запрещенных товаров.
– Угу. – Мысли Евы уже унеслись вперед, к следующим стадиям расследования, но она вспомнила, что Пибоди в скором времени предстоит сдавать экзамен на звание детектива, и решила устроить ей небольшой прогон.
– Так каким же образом эта бумага попала из Европы в занюханный переулок в китайском квартале?
– Ну, люди контрабандой провозят в Штаты кучу всякого запрещенного барахла. Или пользуются черным рынком. Или иностранцы, например. Им разрешают ввозить личные вещи… скажем так, не вполне кошерные. Может, это даже дипломат. Но за все надо платить, а цена высока. Вот этот сорт бумаги идет за двадцать евро за лист. Конверт – за двенадцать. – Это парни из лаборатории тебе сказали?
– Нет, лейтенант. Раз уж я все равно там сидела, я сама проверила.
– Молодец. Где ею торгуют, выяснила?
– Хотя бумага производится только в Англии, в Европе имеется шестнадцать розничных точек и две оптовые. Оптовые в Лондоне.
– Вот как?
– Я подумала, раз он подражает Джеку Потрошителю, лондонскую версию стоит проверить в первую очередь.
– Вот с нее и начни. Мы проверим все точки, но прежде всего Лондон. Может, тебе удастся добыть список покупателей.
– Слушаюсь. Лейтенант, насчет сегодняшнего утра. Знаю, я не выполнила работу…