ИММЕРГОН. Не время для забвения
Шрифт:
А господа уже рвали друг друга в клочья, все подозревали всех, Империя стала разваливаться, контроль, если это вообще когда-либо можно было назвать контролем, поплыл в неизвестном направлении. Лишь Хордо, Харузат и Снэдовия жили иначе, они сплотились, и с той стороны откровенно запахло угрозой. Знать призадумалась. Кто о чем, но крепко. Правда, от красивого полотна Фераур остались уже жалкие лоскуты…
Оберон долго рассказывал. Его «в двух словах» растянулось часа на два. И с каждым новым словом все сильнее кровь стыла в жилах.
– …и
Страшное заключается в том, что назад дороги нет. Теперь подавляющее большинство жителей Империи являются для снэдов хуже животных или скорее чем-то вроде зловредных паразитов, которых необходимо уничтожить. Любым способом.
Собравшиеся похолодели. Даже Тэр Кловилен.
– Интересно было бы узнать, откуда у вас такая осведомленность относительно Снэдовии? – спросил кто-то.
– В этом нет ничего удивительного, – ответил Император. – Наш добрый Оберон рассказывал о своей родине…
Глава 10
Кирилл сидел в кресле, закинув ноги на подоконник, низкий, на уровне колен. За окном холодно, капли дождя бьют по стеклу. Рядом на столике нетронутая бутылка глона и фрукты. Он провел здесь уже несколько часов, намеренно выбрав самую отдаленную башню замка – излюбленное место Императора, перебирая в памяти все, что было сказано на совете в попытке осмыслить масштабы надвигающейся катастрофы.
Метель… При упоминании о ней большинство собравшихся выпало в осадок, и лишь малая толика переглянулась в недоумении. Было очевидно, что каждый испытал величайшее беспокойство, но никто ничего не спросил, будто опасаясь даже касаться этого вопроса.
Сегодня Кирилл проснулся от собственного вопля. Ему снова снились сожженные трупы. Кирилл бродил среди них, кого-то разыскивая, но никак не мог понять, кого же он ищет. При этом он испытывал острую тревогу, будто сделал что-то такое, чего делать было нельзя ни в коем случае. Но что? А потом Кирилл узнал один из трупов, затем еще один и еще… Пока он в замешательстве вертел головой, пошел снег, заметая страшное свидетельство… Чего? Что могло случиться? Что… Кирилл понял, что остался совершенно один на целом свете. И жив лишь потому, что… Он зашелся в крике.
Их убила не Метель, – подумал он, когда проснулся и вскочил с кровати. – Их убил я…
Кирилл так и не набрался смелости заикнуться на совете о том, что с ним происходит. Что он на грани. Ярослав поглядывал на него, словно ожидая что он все-таки расскажет о событии на площади, да так и не дождался. А еще этот Арион… Эти глаза-льдины, с легкостью пронизывающие черепную коробку. И ведь стелоиер явно догадывается о том, что твориться под ней… Или скорее знает. Может даже побольше самого Кирилла. Но он не сказал ни слова. Интересно почему?
Кирилл поднялся из кресла, походил туда-сюда, пытаясь отогнать от себя тревожные мысли. Спокойно. Просто нужно хорошенько подумать, выстроить по порядку, взвесить как следует. Спокойно…
Он шагает от окна до двери пытаясь сконцентрироваться. Он вспоминает и взвешивает, скользя невидящим взором по серым шероховатым стенам башни. Штрих за штрихом в голове проявляется картина прошлого и настоящего, и вместе с тем крепнет чувство, будто он являет собой дилогию, первую часть которой кто-то нечаянно куда-то сунул и забыл куда именно. Сколько вопросов! Правда, теперь ему известно, где можно получить ответы.
А сейчас он продолжает вспоминать и взвешивать…
С тех пор, как они оказались в Дивион прошло около пяти месяцев. Хотя кажется, будто вот только вчера Кирилл Спицын сидел на четвертом этаже в скворечнике, называемом квартирой, со стоимостью несоизмеримой с качеством, корчась от головной боли, придавленный тоннами информационного шлака. В мире, в котором взращивается и удобряется бескультурье, ложь, алчность, противоречия, недоверие… одним словом бесовщина. В мире, превратившемся в трансконтинентальную барахолку, где можно купить и продать все что угодно.
Здесь все не так. Во всяком случае пока. Здесь люди не хотят мириться с несправедливостью! Они знают, как должно, они готовы приложить усилие и пойти до конца, понимая, что за это придется дорого заплатить. И у них получится! Я уверен в этом.
Интересно, увижу я когда-нибудь все эти компьютеры, машины и дешевую бутафорию, злые лица и узкие лбы, тонкие шеи и замыленные глаза? Наверное, нет. И, слава богу! Я все еще не чувствую себя дома. Зато чувствую, что иду домой.
Жаль только, что не успел проститься с теми, кого привык считать родными. Не успел поговорить напоследок, не успел попрощаться…
Ничего не успел!
Наверное, так чувствуют себя те, кто умер. Досада и осознание того, что уже ничего нельзя сделать. А что можно сделать? Вы там, я здесь. Отныне и навсегда…
А может там, на трассе мы… Может произошла авария? Может действительно происходит так после смерти? Просто начинаешь жить где-то еще?
Вряд ли. Просто кончился срок действия этого… хренеора. И вот мы здесь. И делайте теперь что хотите.
Надо же, такая безумная череда! И в ней я. И Ярослав. И мало кругом разных чудес и чудиков, магов, духов, чудовищ, так еще и…
…Кирилл так и не увидел Багрон снаружи. Когда Зорг вернулся за ними в альтирский трактир, они вышли из комнаты, полагая, что идут в обеденный зал, а оказались в холле Багрон. Об этом Кирилл узнал чуть позже, а пока что стоял, озираясь в недоумении. Впрочем, недоумение быстро сменилось любопытством. А потом Кирилл едва не свихнулся!
Они сидели в столовой, завтракали, когда Зорг привел двух девушек. Одна изящная, хрупкая с темными вьющимися кудрями и большими светло карими глазами. Другая статная, высокая, спортивная, гордая. Глаза зеленее зеленого, словно подсвеченные изнутри ярким чистым светом весеннего солнца.