Император 2025. Изначальные. Книга вторая
Шрифт:
Сэр Дункан Монтгомери улетел в Лондон, а потом – в США, за какими-то вещами, но к тридцать первому числу обещал обязательно вернуться. Кроме того, он был замечен в некой, впрочем, вполне взаимной симпатии к девушке Лизе, руководителю моего будущего боевого эскорта. Фамилия у нее была интересная, итальянская – Веккио.
На новогодний праздник мы пригласили майора Кима. Федор Степанович жил один в съемной квартире. Жена от него ушла, забрав детей, когда он полгода лежал в Ташкентском госпитале. Медперсонал говорил, что он останется в лучшем случае калекой. Узнав об этом, жена собрала и привезла его чемодан с вещами престарелой матери и, не сказав ни слова, ушла. Сейчас она жила с каким-то
Федор Степанович страдал от невозможности встретиться с детьми, которые так и не соглашались признавать в каком-то чужом дяде отца. Он тайком бывал и в детском саду у дочки, и в школе у сына, долго разговаривал с ними. Мы хотели на праздник сделать ему подарок и уговорить его бывшую жену отпустить с ним детей. Ожидали сложностей, но, выслушав наше предложение, она сразу заявила:
– Отлично. Забирайте их на месяц, а я съезжу за границу, хоть отдохну. С вас тысяча долларов. Раз ездите на таких машинах – можете себе позволить заниматься благотворительностью. Моего бывшего ошпарыша небось тоже поддерживаете? Вот и перебьется пару месяцев без поддержки. Заодно и дети поймут, кто есть их бывший папаша, и прекратят ныть, а то папу им подавай! А человека, который их кормит и одевает, ни за кого не считают.
Мы с дедом Сашей переглянулись.
– Хорошо. Вы получите даже две тысячи за то, что отпустите детей к Федору Степановичу на два месяца. Согласны? Единственное, что необходимо, – ваша расписка в получении денег – нам же необходимо отчитываться, – поднадавил дед, впрочем, не очень рассчитывая на успех.
– За две тысячи я их к вам и на три месяца отпущу, – сообщила белобрысая мамашка.
– Хорошо, договорились. Мы заедем за детьми с Федором Степановичем к восемнадцати.
В назначенное время мы подъехали к подъезду, где жили дети майора. Он, по задумке, должен был подъехать чуть позже, когда будет написана расписка. Но зря переживали. Горящие наживой глаза этой тетки сразу говорили, что она уже тратит деньги, которые ей обещали.
Детишки стояли в какой-то дешевой аляпистой одежде с претензией на убогую, с черкизовского рынка, моду. Расписку она написала, даже не задумываясь. Причем по сути расписки она передавала детей даже не их отцу, а Морозову Александру Всеволодовичу и без указания срока. Выхватив у меня из рук деньги, она их профессионально пересчитала и, не подходя к детям, лишь помахав им, пошла в подъезд. Приехал майор Ким, на машине, которую купил на свою премию за чеченскую операцию.
Очень неплохое просторное «вольво» обошлось ему в большую часть премии, но радость приносила несравнимо более значимую. Дети рванули к нему. Перебивая друг друга, начали рассказывать, что мама их отпустила к нему на три месяца и они будут с ним жить это время. Федор Степанович растерянно и счастливо улыбался. Дед Саша подошел к нему и, похлопав по плечу, сказал:
– Ты не переживай, Федь. Места у нас в загородном доме много, а после праздников займемся твоей квартирой и всем остальным. Ты же наставником у ближников Растислава работаешь, а это уже само по себе много значит.
В таких хлопотах я и не заметил, как пришел Новый год. Мы сидели за п-образным столом и слушали выступление президента. Октябрьское событие как-то прошло мимо нас. В то время мы занимались более важными для нас делами. Я думал про себя, про свои достижения, неясные, но масштабные планы, множество пробелов в знаниях и умениях, и еще много о чем. Думал о родителях, от которых получил через дядю Влада сегодня письмо в пять строчек. Думал о своей взбалмошной и любимой всем сердцем сестре Ирке, которой за столом не было. Она праздновала Новый год со своими однокурсниками и снова была в кого-то влюблена. Я вообще ее толком и не видел после прилета с Ближнего Востока. Она появлялась, стараясь со мной не разговаривать, брала какие-то необходимые вещи и снова уезжала в общежитие первого Московского медицинского института, где получила комнату, и с помощью дяди Кирилла ее отремонтировала. Перед Новым годом я все же решил с ней поговорить и попросил охрану на входе предупредить меня, когда она появится.
От машины, а тем более от охраны она категорически отказывалась. Всегда отговариваясь тем, что ей некуда ездить и что это только лишняя морока со стоянкой возле института, а уж с охраной и вовсе глупо.
– Еще украдут и машину, и охрану твою, а я отвечай потом, – заявила.
Ну а мне не до того было во время этих разговоров – я как раз в Вельку влюбился.
Услышав, что она пришла, я выскочил в холл и уговорил уделить мне несколько минут, чтобы обсудить то, что происходит. Ну нет бы мне, дурню, привести ее домой, на кухню, попить чая, поговорить. Нет, притащил в кабинет. Она села на стул. Положила какие-то слишком белые кисти рук на колени и посмотрела на меня таким взглядом, что мне стало нехорошо. Взгляд без чувств. Так смотрят посторонние люди.
– Слушаю тебя, Расть. Ты что хотел сказать? Ты на руки смотришь. Белые. Это они такие от моющих средств. Тебя, говорят, ранили куда-то? Сильно?
– Не сильно, Ир. Ты куда пропала?
– Учусь. В Склифе подрабатывать стала. Поспать времени нет. Не то что по гостям ходить, – тихо, спокойно, уверенно, как не моя сестра, ответила она.
– Тут твой дом, Ир. Какие гости то? – возмутился я.
– Нет, Расть. У меня здесь дома нет. Может, только для тебя. Но ты весь в великих делах. Спасаешь кого-то, убиваешь кого-то…
Я обиделся и прекратил разговор. Позвал на праздники в загородный дом. И получил ответ, который знал заранее.
– А зачем? Кому я там нужна? Посидеть и послушать, какой ты великий? Я и так наизусть знаю все, что будут говорить. Ты, может, и станешь великим, но до тех пор, пока ты не станешь Человеком, величие тебя будет только разрушать. А я врач. Я людей от беды спасать хочу, а не помогать тебе их убивать. Да и подарки твои интересны, пока в новинку. Ты мне, если хочешь что-то подарить, лучше подари новый хирургический набор, а всякие камушки дари своим жрицам. Они это оценят.
Я молчал. Было больно и обидно.
– Ну что же, – через паузу справился с поднимающейся волной гнева от неблагодарности, – конечно, я подарю тебе то, что ты просишь. С наступающим тебя, сестра.
– Я ничего у тебя, брат, не прошу, – четко проговорила она, – просто попросила не дарить мне ненужные побрякушки. Лучше эти деньги в детский дом отдай или нищим. Они вон от морозов каждый день умирают, от того, что их не могут согреть дома. Денег нет. Ты из окна своих крутых авто этого не увидишь, – зло бросила она.
Вот я и сидел во главе стола, наблюдал за всеми, кто сидел вокруг, и думал о ее словах. Хирургический набор я так и не купил. Закрутился и забыл. И от этого было тошно.
– Расть. Что случилось? – спросила шепотом Велька. – Все веселятся, а ты какой молчун. В час артисты приедут. Представление будет. А с рассветом Агний с воями придут. Клятву будут тебе приносить. И Белояра тоже.
– Значит, время еще есть. Пусть веселятся все. Я хочу к твоим дедуле с бабулей съездить. Ты как?
– Я с удовольствием. Но как-то это нехорошо по отношению ко всем гостям. Тебе сюрпризы все готовили. Тебя все боготворят. Кого ни послушай – все разговоры о тебе. Люди тебе верят. Не подрывай это доверие, ты для них опорой стал. А к дедуле с бабулей можно и завтра вечером съездить.