Император Август и его время
Шрифт:
Прекрасно зная настроения в сенате, Курион сделал верный вывод, что сенат римского народа не только опасается хорошо известного всем честолюбивого славного потомка Аскания Юла, но не испытывает полного доверия и к скромному всаднику Гнею Помпею, пусть он и стал окончательно оптиматом. Цезарь-то рядов популяров никогда не покидал, потому среди населения Рима и Италии сторонников у него было множество. Курион предложил вариант, как бы ставящий обоих политических и военных, что скрывать, вождей в равное положение: пусть оба сложат с себя имеющиеся полномочия и распустят легионы. Сенат, и Помпея тоже опасавшийся, ибо в том, очевидно, проснулась тяга к единовластию, большинством голосов (370 против 22-х) такое постановление принял. Цезарь немедленно сообщил о своём согласии его исполнить. Помпей, очевидно не ожидавший такого оборота дел в сенате, каковой почитал уже решительно своим, отказался. Стало понятно, что в рядах оптиматов и помпеянцев всё не так уж и складно. Положение Цезаря явно укреплялось. Такой поворот дел ни Помпея, ни оптиматов в равной степени не устраивал. Они вновь объединились. По Риму и Италии немедленно стали распространяться ложные слухи о будто бы уже начавшемся походе легионов Цезаря на столицу. Потому возникала необходимость сохранить армию Помпея, дабы было кому противодействовать Цезарю, дерзко начавшему гражданскую войну.
В декабре 50 г. до н. э. Помпей покинул столицу и приступил к военным приготовлениям. По сути, из всех источников следует однозначный вывод: гражданская война в Риме в 49 г. до н. э. грянула по вине оптиматского большинства сената и решившегося примкнуть к нему и возглавить таковое Гнея Помпея Великого. Ведь Цезарь был даже готов распустить восемь из девяти своих легионов, уступить завоёванную им Галлию и сохранить за собой до избрания в консулы – абсолютно законного избрания! – только два легиона, да две достаточно скромные провинции: Цизальпийскую Галлию и Иллирик [90] . Как справедливо написал Веллей Патеркул; «Ничто не было упущено Цезарем для сохранения мира, ничто не было принято помпеянцами» [91] . Консул Лентул на заседании сената буквально сорвался на крик. «И таким образом, под влиянием окриков консула, страха перед стоявшим вблизи войском и угроз друзей Помпея, большинство против воли и по принуждению присоединяется к предложению Сципиона (консул 51 г. до н. э. – И.К.), которое гласило: «Цезарь должен к известному сроку распустить свою армию; в противном случае придётся признать, что он замышляет государственный переворот» [92] . Протест народных трибунов Марка Антония и Квинта Кассия, их законное «вето» просто игнорируются. Более того, «консул Лентул и его друзья воспротивились и дошли до того, что выгнали Антония и Куриона (также сторонник Цезаря – И.К.) из сената» [93] . Они были вынуждены бежать из Рима [94] . Такие действия сената прямо означали начало гражданской войны [95] .
90
Светоний. Божественный Юлий. 29. (2).
91
Веллей Патеркул, Римская история. II, XLIX, (3).
92
Гай Юлий Цезарь. Гражданская война. I, 2.
93
Плутарх. Цезарь. XXXI.
94
Аппиан. Гражданские войны. II, 32.
95
Егоров А. Б. Рим на грани эпох, с. 66.
Игнорировать подобный senatusconsultum ultimum Цезарь решительно не мог. Это означало бы полную сдачу на милость очевидно совсем немилостивого врага. Да и само такое поведение правящей олигархической верхушки нобилитета, господствующей в сенате, каковой в это время совсем уже не был «сенатом римского народа», ибо интересы такового давным-давно никак не представлял, было для Гая Юлия Цезаря глубоко оскорбительно. Ведь за последнее десятилетие его заслуги перед отечеством были очевидны и, безусловно, должны были почитаться выдающимися. По словам Плутарха, Цезарь в Галльских войнах «… выказал себя не уступающим никому из величайших, удивительнейших полководцев и военных деятелей. Ибо, если сравнить с ним Фабиев, Сципионов и Метеллов или живших одновременно с ним и незадолго до него Суллу, Мария, обоих Лукуллов и даже самого Помпея, воинская слава которого превозносилась тогда до небес, то Цезарь своими подвигами одних оставит позади по причине суровости мест, в которых он вёл войну, других – в силу размеров страны, которую он завоевал, третьих – имея в виду численность и мощь неприятеля, которого он победил, четвертых – принимая в расчёт дикость и коварство, с которыми ему пришлось столкнуться, пятых человеколюбием и снисходительностью к пленным, шестых – подарками и щедростью к своим воинам и, наконец, всех – тем, что он дал больше всего сражений и истребил наибольшее число врагов. Ибо за те неполные десять лет, в течение которых он вёл войну в Галлии, он взял штурмом более восьмисот городов, покорил триста народностей, сражался с тремя миллионами людей, из которых один миллион уничтожил во время битв и столько же захватил в плен» [96] .
96
Плутарх. Цезарь. XV.
Да и добыча, обогатившая казну Римской державы, была очень достойной.
Веллей Патеркул, правда, число истреблённых Цезарем в Галльской войне врагов числит много более скромным, но в величии его побед также не сомневается; «…Цезарем было перебито четыреста тысяч врагов и ещё больше взято в плен. Приходилось сражаться то в открытом бою, то во время переходов, то свершая вылазки. Дважды он проникал и в Британию. Едва ли не любая из девяти летних кампаний Цезаря в полной мере заслуживает триумфа» [97] .
97
Веллей Патеркул, Римская история. II, XLVII, (1).
Было время, когда тот же сенат, получив известия о победах Цезаря в Галлии, «постановил устроить пятнадцатидневные празднества в честь богов, чего не бывало раньше ни при одной победе» [98] .
А ныне сенат, что называется, сам напросился на то, чтобы победоносные легионы Цезаря, подарившие Риму новую богатую и обширную провинцию, тем самым на корню истребив у римлян злополучный почти четырёхвековой metus gallicus, были готовы под водительством горячо
98
Плутарх. Цезарь. XXI.
Вернёмся теперь непосредственно к роковым событиям 49 г. до н. э., предопределившим, как выяснилось, не только судьбы Цезаря и Помпея, но всей Римской державы и скромного тринадцатилетнего мальчика по имени Гай Октавий Фурин. Ему-то ведь в итоге и достанутся плоды многолетних гражданских войн, только-только собравшихся разразиться. Да и вся Республика! Об этом, понятное дело, ни сам подросток, ни горячо любящая его мать Атия, ни его отчим, ни сам двоюродный дедушка, с одним единственным легионом приближавшийся к речке, именуемой Рубикон и бывшей рубежом между провинцией Цизальпийская Галлия и собственно Италией, тогда и помыслить не могли.
Цезарь, находясь во главе верных ему когорт на берегу Рубикона, прекрасно осознавал, что влечёт за собой переход этой реки: «Здесь он помедлил и, раздумывая, на какой шаг он отваживается, сказал, обратившись к спутникам: „ещё не поздно вернуться; но стоит перейти этот мостик, и всё будет решать оружие“.» [99] По другой версии сказал Цезарь так: «Если я откажусь от перехода, это будет бедой для меня, если перейду – для всех» [100] , он понимал, «…началом каких бедствий для всех людей будет переход через эту реку и как оценит этот шаг потомство. Наконец, как бы отбросив размышления и отважно устремляясь навстречу будущему, он произнес слова, обычные для людей, вступающих в отважное предприятие, исход которого сомнителен: „Пусть будет брошен жребий!“ – и двинулся к переходу» [101] .
99
Светоний. Божественный Юлий. 31. (2).
100
Аппиан. Гражданские войны. II, 34.
101
Плутарх. Цезарь. XXXII.
Короче, «решив воевать, Цезарь с войском перешёл Рубикон» [102] .
Цезарь не зря столь тягостно размышлял об оценке потомками его решительного поступка. Подавляющее большинство историков, со времён античных и до времён новейших, традиционно винит именно Гая Юлия Цезаря в развязывании гражданской войны в Римской республике в 49 г. до н. э. [103]
Движение Цезаря на Рим оказалось, как известно, замечательно успешным. Хвастливые слова Помпея: «Стоит мне только топнуть ногой в любом месте Италии, как тотчас же из-под земли появится и пешее, и конное войско», оказались звуком пустым [104] . Топать он мог сколько угодно. Мог даже исполнить воинственную «пляску салиев» (пляска жрецов Марса и Квирина на празднестве в честь бога войны Марса), но собрать сколь-либо серьёзные силы в Италии для отпора Цезарю, у которого при переходе Рубикона было всего пять тысяч пехотинцев и триста всадников, Помпей оказался не в состоянии и был вынужден покинуть Италию. За Цезарем пошли все слои населения Италии и даже солдаты собственных войск Помпея. Нельзя не согласиться с выводом, что победное шествие Цезаря в Рим при массовой поддержке италийцев стало своеобразным референдумом, обеспечившим доблестному Юлию господство в Италии, а это и стало залогом его грядущей победы в начавшейся не по его вине гражданской войне [105] .
102
Веллей Патеркул, Римская история. II, XLIX, (4).
103
Егоров А. Б. Юлий Цезарь. Политическая биография, с. 227.
104
Плутарх. Помпей. LX.
105
Егоров А. Б. Юлий Цезарь. Политическая биография, с. 228.
Отчего же тогда так устойчива точка зрения, что именно Цезарь – главный виновник гражданской войны?
Здесь представляется справедливым объяснение, что его главные противники – Марк Порций Катон Младший и Марк Туллий Цицерон весьма успешно создали идеологический миф о защите помпеянцами «римской свободы», каковую стремился уничтожить рвущийся к единовластию Гай Юлий Цезарь [106] . Катон имел самую высокую нравственную репутацию ревнителя «свободы», Цицерон мастерски владел словом и пером, а финал гражданской войны как бы подтвердил верность подобного подхода к целям сторон. Не зря Цицерон в третьей книге своего труда «Об обязанностях» утверждал, что у Цезаря всегда на устах были слова Этеокла из трагедии Еврипида «Финикиянки»:
106
Там же, с. 227.
Действительно ли Цезарь столь часто и неосторожно твердил эти как бы программные для себя строки – сие осталось на совести славного оратора и мыслителя, никогда вообще-то не упускавшего случая опорочить своего политического противника, менее всего считаясь с правдивостью своих утверждений.
На самом деле вспыхнувшая война ещё вовсе не выглядела как борьба между «республиканцами» и сторонниками «самовластия» Цезаря. Множество сторонников Цезаря отнюдь не были противниками существующего политического строя в Риме [108] . В то же время стоит ли почитать Помпея как бескорыстного борца за римскую свободу? Ведь за годы, прошедшие после его законопослушной высадки в Брундизии по окончании Восточной кампании, он, похоже, сильно изменился и идея единовластия, законно дарованного ему сенатом, едва ли была ему так уж и чужда.
107
Светоний. Божественный Юлий. 30. (5).
108
Mackay Chr. S. «The breakdown of the Roman republic: From oligarchy to empire». Cambridge, 2009, p. 315.