Император и молот

Гаррисон Гарри

Большая галера шла на веслах в каких-то пятидесяти ярдах от входа в гавань, из ее середины подымались дымок и языки пламени, а рядом с ними деловито суетились греки.

Команда Стеффи кричала и указывала на галеру, намереваясь развернуть катапульту и выстрелить. Стеффи, подготавливая очередной снаряд, прикрикнул на них.

– Мы будем кидать факелы, – заорал он, – потому что только мы умеем их делать. Пусть камнями стреляют другие.

Он воткнул горящий запал в очередной снаряд, не обращая внимания на боль в покрывшихся волдырями пальцах.

Увидев спускающийся с неба огонь

и вспомнив собственные слова, случайно сказанные утром Стеффи, Шеф удержался от охватывающей его паники. Он утих, заставил себя дышать глубоко и говорить медленно, постараться передать свою уверенность и решительность окружающим.

– Тримма, – сказал он, узнав одного из арбалетчиков. – Возьми двадцать человек, садитесь в лодки и гребите вдоль мола до места схватки. Там аккуратно цельтесь в задние ряды германцев. В передних не надо, понимаешь? Это слишком опасно, можешь попасть в наших. Видишь там Бранда и рядом с ним Стирра? Убедись, что не попадешь в них. Когда германцы дрогнут, начинай очищать весь мол. Не торопись, держись подальше от их лодок. Ладно, давай отчаливай.

Тримма и его люди убежали.

– Остальные стойте и слушайте. Сколько лодок у нас осталось? Ладно, садитесь в них. Теперь гребите к нашим кораблям в гавани, подойдите к каждому двухмачтовику, по два человека к каждому. Передайте расчетам мулов, чтобы расстреляли этих людей около плавучего заграждения. Но «Победителя Фафнира» оставьте для меня!

Он огляделся, неожиданно оставшись один. Вот идиот! Надо было оставить одного человека при себе. Все лодки ушли и…

Внезапно сзади появилась Свандис. Она посмотрела на небесные огни, потом огляделась, пытаясь оценить обстановку. Свандис искала свою одежду дольше, чем ожидал Шеф. А может быть, события развивались быстрее, чем ему казалось. Она показала на сражающихся на пирсе людей, их свирепая рубка превратилась теперь в правильный бой, в воспетую поэтами игру стальных мечей против щитов из липы.

– Туда, – закричала она, – туда, почему ты сзади, сын шлюхи и керла? Встань впереди, как мой отец, как морской король…

Шеф повернулся к ней спиной:

– Развяжи-ка эти ремни.

Резкий тон его голоса возымел свое действие, Шеф ощутил ее пальцы, распутывающие узлы сыромятных ремешков, которые она так недавно завязала, но поток оскорблений не прервался: трус, предатель, дезертир, прячущийся за чужими спинами. Он не слушал. Когда кольчуга свалилась, он отбросил свой меч, вслед швырнул шлем и, подбежав к воде, нырнул с причальной стенки.

Огни все еще горели в небе. Вырывая голову из-под воды во время размашистых саженок, Шеф видел в небе сразу два факела, один почти опустившийся в море, другой еще высоко. Пятьдесят гребков в теплой как парное молоко воде, и вот он уже перебирает руками по якорному канату «Победителя Фафнира». Вниз склонились лица, короля узнали, совместными усилиями втащили на борт.

– Сколько человек на борту, Ордлав? Достаточно, чтобы идти на веслах? Нет? А поднять парус? Тогда давай. Руби канат. Идем к выходу из гавани.

– Но там заграждение, государь.

– Уже нет. – Шеф показал рукой. Как только первые камни из катапульт посыпались в воду вокруг суетящихся диверсантов и засвистели над их головами, началось отступление. Но они успели разбить одно из железных колец, прикреплявших заграждение к молу, или распилить бревно. Заграждение было снято, его свободный

конец уже дрейфовал к берегу, открывая проход в гавань. И за ним, около каменной стенки, что-то виднелось. Характерное падающее движение подсказало Шефу, что это ряд весел, опущенных сверху, из позиции отдыха, в воду для гребли. В гавань шла галера. А вместе с галерой греческий огонь.

«Победитель Фафнира» уже двигался, подгоняемый легким ночным бризом, но только-только начал набирать ход. Слишком медленно, и форштевень развернут прямо на невидимую угрозу. Форштевень, через который не могут стрелять катапульты. Шеф понял, что через десяток секунд он превратится в обугленный, но живой кусок мяса, как это было с Сумаррфуглом. Шеф вспомнил, как скрипела и крошилась под его рукой сгоревшая кожа, когда он из милосердия добил того кинжалом. Только для него самого такого кинжала не найдется. Откуда-то сбоку над самой водой донеслось щелканье взводимых арбалетов, удар пронзающих тела и доспехи стрел, прямо над головой вспыхнул еще один осветительный снаряд. Шеф ни на что не обращал внимания. Не повышая голоса, он заговорил с Ордлавом:

– Возьми право руля. Пусть передний мул целится в выход из гавани. У нас будет только один выстрел.

Среди лязга стали и воинственных кличей Шеф смог различить еще один звук. Странный рев, знакомый, но неожиданный. Какое-то время он не мог понять, что это. Ордлав тоже услышал его.

– Что это? – крикнул он. – Что там за дьяволы рвутся? Это укрощенный ими зверь или колдовской смерч налетел из мира Хель? Или это шум ветряной мельницы?

Шеф улыбнулся, он узнал звук.

– Это не зверь, не смерч и не мельница, – отозвался он. – Это работают гигантские воздуходувные мехи. Но я что-то не слышу кузнечного молота.

В сотне ярдов от них siphonistos Димитриос увидел сигнал людей, которые рубили и пилили край плавучего заграждения, – отчетливо различимый в темноте белый флаг, которым яростно размахивали из стороны в сторону. Димитриос в знак согласия кивнул капитану. Ударили весла, галера пустилась в свой стремительный бег на добычу. Вдруг в небе вспыхнул огонь, и стало светло, как днем. Гребцы остановились, капитан, лишившийся прикрытия мрака, повернулся к Димитриосу за дальнейшими указаниями.

Но ведь Димитриос уже подал знак работающим на мехах. Они постарались изо всех сил, и от этого по разложенной под медным котлом пакле побежало пламя. Первый помощник Димитриоса уже взялся за рукоятку насоса, сначала неподатливую, но оказывающую все меньше и меньше сопротивления следующим яростным качкам, при этом он негромко считал: «… семь, восемь…»

Эти цифры грозно врезались в сознание Димитриоса, он никогда не забывал об опасности, исходящей от его оружия. Если давление станет слишком велико, котел взорвется, и командир сам превратится в обгорелое бревно, как приговоренные преступники. Если же сифонисты остановятся после того, как уже начали разводить огонь, Димитриос утратит свое внутреннее чувство достигнутого в котле жара и давления. Но если они будут продолжать грести в этом дьявольском свете на катапульты, уже заряженные и нацеленные… А длинная узкая галера продолжала потихоньку скользить вперед с занесенными для следующего гребка веслами, она уже входила в гавань, ее таран едва не коснулся плавучего заграждения…