Император под ведьмовским соусом
Шрифт:
Страж поклонился и ушел.
Девушка задумчиво смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду.
Меон был хорошим мужчиной: добрым, честным, справедливым, жаль только нелюбимым.
На сердце не осталось грусти, наоборот, чувствовалось значительное облегчение. Согласись она стать его супругой и обоих ждали бы одни несчастья. А так, Меон обязательно еще встретит любовь, предназначенную ему богами. Когда-нибудь он обернется назад и еще порадуется отказу Беллы.
Когда-нибудь…
— И часто этот друг заходит «попрощаться»? — вновь требовательно
— Похоже, нам давно нужно поговорить. Следуйте за мной, — не оборачиваясь, Белла прошла в коридор, свернула дважды направо и юркнула в свою комнату.
Она знала, он идет след в след, не отстает. И когда хлопнула дверь, отрезая их от остального мира, повернулась:
— И зачем этот маскарад, ваше величество?
— Как ты узнала? — его голос вдруг охрип.
От удивления ли? От мимолетной скудной близости в пределах одной комнаты? Так ли важно это, если и сердце Беллы сейчас рвалось из груди от той силы, с которой билось.
— А ты бы меня не узнал?
Генрих
Он хорошо помнил, как впервые увидел Беллу, еще служанкой в доме четы Дэ Кадари. Как спутал звериную страсть с раньше неведомым чувством. Как помутнело сознание и только мысль «поскорее заявить права на самку, подчинить, сделать своей» билась на периферии разума. Как хотел забрать ее в свой гарем одной из многих…
Как впервые прочувствовал боль пантеры, словно свою. И то прозрение, что его чувства больше, чем обыкновенная страсть, тоже отлично помнил. А тот день когда портал богини выкинул его, Беллу и Буку в особняке Дэ Кадари, стоял перед глазами, точно только вчера случился.
Вместе со своим телом и ощущением второй ипостаси император мгновенно обрел бесценный дар, о котором всегда тайно мечтал и одновременно страшился до животного ужаса. Генрих утвердился в знании, что Белла никто иная, как его истинная пара.
Его сокровище. Половинка его души.
Его проклятие. Его личная слабость.
А императорам непростительны никакие слабости.
— Всегда и везде, единственная моя, — признался он, сняв иллюзию Варга.
Генрих прекрасно помнил то ошарашенное выражение глаз Беллы, когда к ней пришло понимание, с кем именно она разделила путешествие и секреты. Он мог лишь надеяться, что пантера девушки почувствовала то же самое, как и его ирбис. Вот только толком поговорить до отъезда у них не вышло, Белла его избегала, словно чумы.
Тогда он только утвердился в решении, что им обоим нужно время. Кто бы знал, как тяжело далась ему эта разлука!
Ар’ахат стал неуправляем, он так отчаянно скучал по своей паре, что Генриху частенько хотелось вонзить когти в собственную плоть, лишь бы унять это тоскливо-тянущее чувство в груди.
Ничего не помогало. К истинной тянуло так сильно, что Генрих лишь силой воли оставался в резиденции. Он зарылся в делах империи по самую макушку, ни на минуту не давал себе спуску и лишь магическое зеркало частенько настраивал на подглядывание за пантерой… Выдержал пять лунных циклов, почти обезумел от тоски, и решился на встречу
— Единственная? — усмехнулась Белла. — Я слышала у императора богатый выбор наложниц, фаворитки-красавицы…
Ему показалось или в этом вопросе прозвучала ревность заинтересованной женщины? Оборотницы всегда славились своими собственническими инстинктами.
— А о том, что гарем распустили, впервые за всю историю седьмого королевства ты не слышала?
Пантера хмыкнула:
— Слышала…
Генрих подошел вплотную, близость Беллы кружила ему голову.
— Как и о том, что подданные скоро будут праздновать появление на свет наследника императора.
Оборотень поджал губы.
— Мне никто не нужен, только ты, — едва слышным шепотом признался он, не отказывая себе в удовольствии провести костяшками пальцев по скуле девушки. А ее кожа оказалась нежнее шелка, это было даже лучше, чем он себе представлял. — Единственная моя, долгожданная.
— Не надо, — Белла поймала его руку, как только палец Генриха задел ненавистный ему шарф.
— Не буду. Не бойся.
Он больше не пытался снять вещицу без разрешения хозяйки, хотя неистово хотелось. Губы девушки, скрытые тканью, так и молили о поцелуях… Пока он не мог воплотить это желание в жизнь, а вот в коротких ласках лица и волос истинной отказывать себе не стал.
Белла прикрыла глаза, позволяя ему такую маленькую вольность. Она, казалось, тоже этим наслаждалась.
— У меня исчезла метка, — вдруг сказала девушка. — Вальрек он…
— Мертв, — закончил за нее Генрих. — Собаке собачья смерть.
Этот «дикий» пес слишком много на себя взял. Он принес Белле столько страданий…
Именно Вальрек послужил причиной преждевременной кончины матери и отца Беллы. Альфа клана северных волков случайно наткнулся на пантеру в одной из деревень, которые встретились по пути его привычного странствия к соседнему клану.
Самка вызвала в нем настолько живой интерес, что Вальрека не остановил ни законный супруг — истинный пантеры, ни ее беременность.
Каспийский избавился от мужчины, забрав женщину с собой. До родов она была личной игрушкой альфы, а потом вдруг… «сломалась», сгорела, давая жизнь дочери.
Поначалу Вальрек хотел избавиться от приплода, но, только взглянув на девочку, он почему-то возомнил, что та станет его «парой». Вот и растил для себя. А когда Белла не воспылала должными чувствами к заботливому «дядюшке», альфа все устроил привычным для себя образом, взял ее силой.
— Он сильно мучился?
Генрих решил упустить подробности жестокой расправы, которую учинил альфе северных волков. Такие истории явно не для женских ушек. Зато воспоминания о последних днях жизни и ужасной смерти этого пса еще долго будут греть душу оборотня.
Нельзя навредить паре ирбиса и остаться безнаказанным. Будь это возможным, Генрих воскресил бы Вальрека и еще раз убил, а потом еще, и еще.
— Я лично об этом позаботился.
— Хорошо, — довольно кивнула Белла.
— Хорошо, — эхом вторил он ей.