Император Португальский
Шрифт:
Удивительно, что никто, кроме него, не обращал внимания на происходящее.
Но посмотрите! Что это поднимается там над горным хребтом? На фоне светлых дымных облаков появилось будто бы множество черных точек. Они неслись, обгоняя друг друга, с такой быстротой, что, казалось, сливались в короткие черточки; они были похожи на роящихся пчел.
Конечно же, это были птицы. Удивительно, что они поднялись в воздух с ночных ветвей прямо среди ночи.
Они всегда знают больше людей. Они почувствовали что-то неладное.
В воздухе не становилось
Но раз уж погибель так близка и нельзя надеяться получить какое-нибудь известие от Клары Гулли, а тем более увидеть ее, прежде чем все будет кончено, он молил об одной-единственной милости: чтобы он все-таки смог понять, чем прогневил ее, и успеть искупить свою вину, раньше чем всему земному наступит конец. Что же он сделал такого, чего она не может забыть и простить ему? За что его лишили императорских регалий?
Не успел он задать эти вопросы, как его взгляд упал на маленький кусочек золотистой бумаги, который, поблескивая, лежал на земле прямо перед ним. Кусочек этот сверкнул, словно желая привлечь к себе внимание, но ему не хотелось сейчас об этом думать. Это, вероятно, был обрывок одной из тех звезд, что дала ему Безумная Ингборг. Но он уже целую зиму не думал обо всей этой ерунде.
Становилось все жарче и все тяжелее дышать. Это надвигался конец, но, может быть, и к лучшему, что он наступит сейчас.
Он почувствовал, как к нему подкрадывается ужасная слабость. Она настолько овладела им, что он уже больше не в силах был сидеть, а соскользнул с камня и растянулся на земле.
Пожалуй, было бы несправедливо по отношению к Катрине не рассказать ей о том, что происходит. Но ее не было дома. Она все еще была на празднике у сеточника. Если бы только у него достало сил добраться туда! Старому Уль Бенгтсе он тоже с удовольствием сказал бы словечко на прощание.
Он порядком обрадовался, когда в это самое время увидел, что Катрина идет в компании сеточника. Он хотел крикнуть им, чтобы они поторопились, но был не в состоянии вымолвить ни слова. Вскоре оба уже стояли, склонившись над ним.
Катрина сходила и принесла ему воды, и тогда силы вернулись к нему настолько, что он смог сказать им о наступлении Страшного суда.
— Да уж знаю, знаю! — сказала Катрина. — Страшный суд! Просто у тебя жар, и ты бредишь.
Тогда Ян обратился к сеточнику.
— Уль Бенгтса, вы тоже не замечаете, что небосвод опускается все ниже и ниже?
Сеточник ничего ему не ответил. Вместо этого он обратился к Катрине.
— Это добром не кончится, — сказал он. — Думаю, нам придется испробовать то, о чем мы говорили по дороге. Будет лучше, если я пойду в Фаллу прямо сейчас.
— Но Ларс, верно, воспротивится, — сказала Катрина.
— Вы же знаете, что Ларс поехал на постоялый двор. Я думаю, хозяйка
Ян прервал его. Он не мог больше слушать, как они болтают об обыденных вещах, когда происходит нечто великое.
— Не говорите больше ничего! — сказал он. — Вы что, не слышите гласа судных труб? Вы разве не слышите, как грохочет в горах?
Они успокоились и на мгновение прислушались, чтобы доставить Яну удовольствие, и тут по ним стало заметно, что и они слышат что-то странное.
— По лесу с грохотом едет какая-то повозка, — сказала Катрина. — Господи, что бы это значило?
По мере приближения звука их удивление все возрастало.
— К тому же сегодня воскресенье! — сказала Катрина. — Был бы это будний день, тогда еще можно было бы понять. Но кто же поедет по лесной дороге в воскресный вечер?
Она снова умолкла, чтобы послушать, и тут стало слышно, как скрежещут по каменным плитам колеса и лошадь спускается по крутому склону.
— Слышите? — сказал Ян, — слышите?
— Да, я слышу, — сказала Катрина, — но мне нет дела до того, кто это. Сейчас я прежде всего должна постелить тебе постель. Вот о чем мне надо думать.
— А я пойду в Фаллу, — сказал сеточник. — Это важнее всего. А пока прощайте!
Старик поспешно отправился в путь, а Катрина пошла в избу готовить постель. Не успела она войти в дом, как звук, который они с сеточником приняли за шум от обычной телеги, раздался совсем рядом. Это был грохот тяжелых боевых колесниц, и вся земля задрожала при их приближении. Ян громко позвал Катрину, и она тут же вышла.
— Дорогой мой, не надо так бояться! — взмолилась Катрина. — Я уже вижу лошадь. Это старушка Брунинген из Фаллы. Сядь, и ты тоже ее увидишь!
Она обхватила Яна рукой за шею и приподняла его. Сквозь придорожные ольховые кусты Ян увидел, как промелькнула лошадь, с дикой скоростью несущаяся в сторону Скрулюкки.
— Видишь теперь? — сказала Катрина. — Это всего лишь Ларс Гуннарссон едет домой. Он, верно, до того допился на постоялом дворе, что не разбирает, по какой дороге едет.
Как раз когда она говорила это, повозка промчалась мимо их калитки, и они смогли получше рассмотреть ее. Ян с Катриной оба заметили, что телега пуста и лошадь несется без возницы.
В тот же миг Катрина вскрикнула и так резко отдернула руку, что Ян тяжело плюхнулся обратно.
— Господи помилуй! — воскликнула она. — Ян, ты видел? Его волочит за телегой!
Она не стала дожидаться ответа, а кинулась через двор к дороге, по которой только что пронеслась лошадь.
Ян ничего не имел против того, что она ушла. Он был рад снова остаться один. Он еще так и не нашел ответа на вопрос, за что на него рассердилась императрица.
Этот маленький кусочек золотистой бумаги лежал у него теперь прямо перед глазами и так блестел, что он был просто вынужден взглянуть на него еще раз. От обрывка бумаги его мысли перенеслись к Безумной Ингборг и тому разу, когда он повстречал ее возле боргской пристани.