Император Терний
Шрифт:
Он что-то проворчал и уехал.
— Кому бы ни довелось тут проезжать, едва ли он проголосует за вас на Конгрессии.
Оссер Гант показался из темного стойла, его тощее тело опиралось на трость с красивым серебряным набалдашником в форме лисьей головы.
— Тогда почему я напоминаю Харрану о долге, о котором он предпочел бы забыть?
Оссер кивнул:
— И рискуете собой.
— Вы провели немало времени на краю этих вонючих болот, Гант. Много ли нежити вы видели?
— Старик вроде меня не отходит далеко от дворца своего повелителя, король Йорг. Но не так много
Оссер кивнул, словно соглашаясь сам с собой.
— Ни одного за все эти годы?
— Нежить, может статься, существует давно, — сказал Оссер, — не знаю. Но на Тонях Кена они в новинку. Бродят там лет десять, не больше. Может, пять. Даже на Островах они появились недавно.
Мартен подошел к дверям гостиницы и знаком подозвал меня. Что-то важное. Иногда просто становится понятно. Я спрыгнул с седла. Прогулка после долгого времени, проведенного в седле, окрашивает новыми красками самые простые вещи, хотя бы на тот миг, в который мышцы ног вспоминают о собственном существовании. Я решил медленно пересечь площадь. Что-то подсказывало мне, что это будет короткая прогулка, но она завела меня далеко.
Мартен наклонился поближе.
— Думаю, ей пришла пора. С Сарой было так же.
— Она не может подождать? Придержать его?
— Так не бывает, Йорг.
Слабая тень улыбки.
— Черт. — Я повысил голос. — Хочу, чтобы охрану гостиницы усилили. Перекройте все входы.
Я вгляделся в окошко. Миана полулежала в кресле, Катрин стояла неподалеку от меня и все загораживала. Я не хотел входить. Было время, когда я с радостью обнаруживал, что что-то все еще пугает меня. Шли годы, и я находил новые источники беспокойства. Удовольствие обратилось в отчаяние. Похоже, у мужчин больше поводов для страха, чем у мальчишек.
Я вернулся к Оссеру. Макин, который уже успел позаботиться о своей лошади, подошел к нам вместе с Кентом.
— И много ли там нежити, канцлер Гант? — спросил я.
— Слышал, во всем мире их семь, — ответил Кент, косясь на епископа, возносящего молитвы над грудой кож. — И этого предостаточно.
— Может, и семь, — сказал Оссер. — У епископа есть список из семи имен, написанных сестрами ордена Хельска.
— Я думал, папесса велела уничтожить всех провидцев. Она сказала, монастыри выстроили не для того, чтобы укрывать ведьм.
Мне запомнился этот декрет — пример того, как далеко может зайти Ватикан, чтобы избежать нежелательных фактов.
— Ее святейшество потребовала ослепить сестер Хельска, — сказал отец Гомст, который то ли завершил, то ли бросил свои молитвы. — И их ослепили. Но видения не прекратились.
Взгляд в окно гостиницы — но я увидел только Мартена, который смотрел на улицу. Катрин ходила по комнате с тазом горячей воды и полотенцем на руке, то и дело исчезая за широкими плечами Мартена.
Райк вернулся на центральную площадь, неся под мышкой черный дубовый ящик, полный до краев серебряными украшениями и тонкими шелками. Гвардейцы, расставленные на стратегических позициях, смотрели на него неодобрительно, но никто не рискнул принять меры. Невзирая на золотые доспехи, я бы удивился, если бы профессиональный солдат отказался от богатой добычи при обыске Готтеринга. В любом случае, что-то здесь было не так. Я поджал губы и нахмурился.
— Брат Райк.
Он подошел, мрачный, несмотря на ценные приобретения.
Я протянул руку и ухватил кусок шелка ярко-оранжевого цвета, который мне до сих пор не попадался.
— Дались тебе эти тряпки, Райк. Не припомню, чтоб ты хоть раз покинул горящее здание без куска краденой ткани. Что-то ты недоговариваешь, а? — Райк в платье — наверное, не менее гнусная картина, чем куча кож. Но дело не в этом. Ответ пришел мне в голову. — Ты же можешь унести больше.
Когда я последний раз видел, чтобы Райк прекратил мародерствовать, даже если уже не мог просто физически унести столько?
Райк пожал плечами, сплюнул и покраснел.
— Мне хватит.
— Да никогда тебе не хватит, брат Райк.
— Это глаза. — Он снова сплюнул и принялся привязывать ящик к седлу. — Ладно пальцы, но глаза — они не выглядят мертвыми.
— Какие глаза?
— В каждом доме. — Он покачал головой и затянул второй ремень. — В ящике с вилками и ножами, на полке в буфете, за банками в погребе, повсюду, куда можно заглянуть в поисках чего-то стоящего. Мне они не нравятся.
Он затянул последний ремень.
— Глазные яблоки? — спросил Макин.
Райк кивнул, и я невольно вздрогнул. Несомненно, их вынули так же аккуратно, как сняли кожу. Думаю, меня нервировала именно эта аккуратность. Я видел, как ворон выклевывает глаз из почерневшей головы, и спокойно продолжал при этом есть. Но в том, как действовала нежить, было что-то противоестественное.
Мартен вышел из гостиницы — его выгнала Катрин. Я на миг растерялся. Можно ли доверить ей одной моего ребенка, коль скоро она обвиняла меня в смерти племянника? Может, она спасла Миану от ножа убийцы лишь для того, чтобы отнять жизнь у моего новорожденного сына? Я отбросил эту мысль. Месть — это мое искусство, не ее.
Мартен остановился рядом со мной и Райком, не замечая нас, глядя на кучу кож с разинутым ртом, из которого готов был вырваться вопрос, но не вырвался.
Я пожал плечами.
— Люди сделаны из мяса. Нежить любит играть с кусками. В лавке мясника я видел и похуже. Черт, я видел и гаже этого — то, что люди делают с пленными.
Это, последнее, было ложью, но правда состояла в том, что людей от подобных деяний удерживала не совесть, а лишь то, что они не были столь же искусными мясниками.
Я смотрел на Райка, а не на Мартена. Ничто естественное не пугало Райка. Что-то могло обратить его в бегство, но уже на бегу он впадал в ярость и планировал мщение. Я видел, как он в ужасе удирает от призраков и нежити. Пальцы и глазные яблоки, разбросанные в домах горожан, — этого было недостаточно. Я видел, как он берет в руки и то и другое, не заботясь о том, закончили ли ими пользоваться предыдущие владельцы.
Мой взгляд упал на кучу кож — показалось, что они шевелятся.
— Сожгите это, — сказал я. — Думаю, больше они не понадобятся.