Император всего
Шрифт:
Руиз рванулся к марионетке, которая все еще была пристегнута к запястью гладиатора. Гладиатор уже перевалился так, что поводок натянулся, как раз в тот миг, когда Руиз приземлился рядом с дублетом, сделав нечеловеческий прыжок. Но Олбени увидел, что происходит, и вцепился в двойника как раз в тот миг, когда он почти был притянут к поручням. Сам Олбени при этом очень неловко выгнулся, почти лежа на трупах, а нога его была для упора очень ненадежно подсунута под край платформы.
– Сделай же что-нибудь, – сказал хрипло Олбени. – Мне их долго не удержать.
Руиз
Вдруг он поднял голову на Руиза. Глаза его остекленели от шока, но он заговорил:
– Слишком скользкие они, Руиз.
Он слишком сильно впал в шок от боли, чтобы прореагировать быстро, но, когда Руиз стал пилить его поводок соническим ножом, он стал шептать:
– Нет, нет, нет, нет, – говорил он, – не хочу идти генчам на съедение, не надо. Нет, нет, нет.
Жесткие волокна плохо поддавались. Гладиатор умолял. Руиз не отрывал глаз от ножа.
Он не смотрел вниз даже тогда, когда поводок наконец разорвался, и с воплем человек полетел вниз.
16
– Пока что все кажется чисто, – сказал Хаксли, сидя посреди трупов, разложив вокруг себя детекторы, не обращая внимание на кровь, которая пятнала его броню. – Я-то волновался, что здесь могут оказаться сенсоры веса или что-нибудь из ряда вон выходящее.
Марионетка поднялась на ноги. Этому двойнику, видимо, было глубоко безразлично, что его чуть не разрубили пополам лопасти поручней.
– Во многом я очень консервативный человек, – сказал он совершенно спокойно.
– Кому какое до этого дело? – спросил Олбени. – Может, тебе, Руиз?
– Нет. Возьми свое оружие и избавь нас от остальных ловушек, Олбени.
Руиз взял конец поводка, вынул из кармана замок и прикрепил поводок к раме поезда.
– Дурбан, помоги мне столкнуть тела вниз.
Зверятник взглянул на него, глаза его засияли от удовольствия. Он слизнул каплю крови с перчатки и произнес странный мурлыкающий звук.
– И прикрути-ка потише свою персональную шпулю, – велел Руиз.
Дурбан оскалился и зарычал, и секунду Руиз думал, что тот на него набросится, поэтому он наклонился к зверятнику с ножом наготове, причем сознание его стало абсолютно свободным, спокойным и чистым в первый раз за много-много дней. От силы взгляда Руиза на броне зверятника, казалось, даже щели заблестели. Руиз словно чувствовал, какие вибрации передаст нож его руке, когда пробьет броню Дурбана и с шипеньем войдет в его тело.
Дурбан стал подниматься, губы его вздернулись, обнажив зубы. Висящее в воздухе насилие, казалось, окрасило свет в еще более темные красные тона, и Руиз почувствовал, как его гнев превращается в черную радость.
Вдруг зверятник остановился. Страх и кровожадность боролись на его лице. Он задрожал и опустил глаза. Секундой позже он поднял руку и уменьшил
– Правильное решение, – одобрил Олбени, который прятал в тот момент осколочное ружье, нацеленное до того в спину Дурбана. – Очень неправильная и скверная идея – ссориться с Руизом, хоть он на вид и вполне безобидный парень.
Руиз почувствовал, как отступает его собственная ярость, а на смену ей приходит пустое сожаление. Но он выключил свой нож и загнал его снова в чехол на запястье.
– Если ты еще раз переведешь шпулю на максимальную передачу, я ее с тебя срежу, – сказал он бесцветным голосом.
Он и Дурбан стали сбрасывать трупы с поезда. Зверятник работал охотно и прилежно, хотя все еще побаивался смотреть Руизу в глаза. Руиз не чувствовал к нему даже остатков своего раздражения, потому что всем существом думал о том, что встретит их наверху.
Они двигались по спирали вокруг дыры, на уровень выше как раз того туннеля, откуда они выпрыгнули. Руиз посмотрел сквозь окуляр своего телескопа и увидел Чоу, которая помахала им рукой и скрылась в туннеле, в темноте.
Олбени ходил по поезду, выжигая оставшиеся огнеметы, крохотные инъекторы, которые выстреливали дозой парализующего средства в любую протоплазму, которая коснулась бы их сенсорных полей. Олбени использовал одно из ружей Дирмов, чтобы активировать механизмы ловушек, а потом своим ружьем выжигал их дотла.
Он держал лапу Дирма наготове.
– Когда мы покончим с этим поездом, я собираюсь бросить эту штуковину генчам на пожирание. Может, кто-то из них нажрется так, что помрет или будет блевать до смерти.
Руиз подумал, живет ли внизу кто-нибудь из человеческого рода или, может быть, достаточно сообразительный генч, чтобы доложить соплеменникам, что с небес пошел внезапный дождь пищи. Он ничего не мог с этим поделать. Поезд должен был бы остановиться под их общим весом: его команды убийц, мертвых Дирмов, предыдущих убитых им пассажиров. Он попробовал представить себе, каково это было бы – жить на дне этой ямы, что за человек смог бы прожить среди огромного количества генчей, которые переполняли эту яму. Такого он себе представить не мог. Такие люди должны были бы стать настолько странными, что их и людьми было бы трудно назвать.
Он подошел и уселся возле Хаксли, который озабоченно хмурился.
– Что такое? – спросил Руиз.
– Я не уверен, – ответил киборг, постукивая по экранчику приборов и проверяя, насколько хорошо присоединены его сенсоры. – Я не получаю тех данных, которые должен был бы получать. По всем логическим данным наверху должны быть такие же установки безопасности, как и на поезде, если не сильнее, а тем временем у меня на приборах почти ничего нет. Собственно говоря, ничего там и нет. Или наш объект слишком самоуверенный человек и не ждет нападения снизу, или же у него оборудование, которое для меня слишком сложно.