Император. Книга первая. Павел
Шрифт:
– Бросьте вы! – Панин подал ему медную чарку с вином. – Мне же известна ваша роль в присоединении Курляндии к России. Если б не ваша настойчивость и изворотливый ум….
– Все равно бы присоединили, – махнул рукой фон Пален. – Дело было решённое. А почему вас в Ровно сослали? Вы же, помнится, были при дворе, камергером.
– Трудно сказать, – пожал плечами Панин. – Не схожусь с людьми. Говорят, взгляд у меня холодный, и вообще – облик, что у статуи. Дамское общество не устраиваю: видите ли – гордый слишком.
– Ах, вот оно что, – рассмеялся
– Спасибо, господа. Я воздержусь, – поспешил запротестовать я.
– Это вы бросьте, Семён Иванович. Коль попали в компанию, уважьте товарищей. – И фон Пален протянул мне наполненную чарку. – Иначе мы подумаем, что вы – шпион.
Я же в семнадцать лет получил звание бригадира, – поведал свою историю Панин. – Императрица ни в одну военную компанию Павла Петровича не отпускала, боялась за него. А тут в восемьдесят восьмом, в Шведскую компанию Павел все же настоял, и его царица отпустила. Отец мой сразу же отправил меня следом, волонтёром, чтобы я был ближе к наследнику. Ну и бестолковая война, я вам скажу. Мы проигрывали, но как-то шутя: отходили, пушек и знамён не теряли. Шведы побеждали, но с ужасающими потерями. В итоге: король Густав так ничего и не выиграл, а только ослабил армию. Возвернувшись из похода, я встретил на одном из балов фею, которая завладела моим сердцем.
– Вы говорите о Софье Владимировне, вашей супруге? – догадался фон Пален.
– Да, о моей Софьюшке. Но вы же знаете, она из рода Орловых. А мой батюшка смертельно враждовал с этим семейством. Он так и не дожил до моей свадьбы.
– Земля ему пухом, – перекрестился фон Пален. – Давайте выпьем за упокой души его.
Не чокаясь, опрокинули по чарке вина.
– Но вы, как изволили только что сказать, своими трудами и честной службой добились столь высокой должности, – напомнил Панин. – Как вам удалось?
– Ну, я-то немного покривил душой, – признался фон Пален. – На самом деле ваш покорный слуга происходит из древнего остзейского дворянского рода. Отец мой – барон. Аренд Дитрих Пелен был известный в Курляндии человек. Вёл родословную ещё от тевтонских рыцарей. Род старинный, но немецкий, посему в российских делах не прославлен. Пришлось собственной доблестью делать карьеру. Интриги, конечно, интриги. А куда без них: без лести, без взяток?
– А воевали вы где? – поинтересовался Панин.
– С турками. Начинал в конной гвардии. В Первой Турецкой ранен под Бендерами, за что получил Георгия четвертой степени; во Второй, за взятие Очакова – Георгия третьей степени. Ранение дало о себе знать, пришлось оставить военную службу и перейти на дипломатическую. Вот, вёл переговоры о присоединении Курляндии и Пильтенского округа к Российской империи. Как видите – удачно. Ну, что ещё обо мне хотите услышать? Женат на Юлии Ивановне фон Шеппинг. Нажил десятерых детей.
– Десятерых? – не поверил Панин.
– Представьте! И все, слава Богу, живы и в здравии. Старшей Натали, двадцать два исполнилось, а младшему Николаусу только шесть годков.
– Вы – счастливчик. Но поведайте мне, Пётр Алексеевич, если это не составляет большого секрета, по какому делу в Петербург едите? – спросил Панин, хитро прищурив один глаз.
– Нет никакого секрета, – просто ответил фон Пален. – Дочь моя, Софья воспитывается при Императорском обществе благородных девиц. Слыхали о таком? Матушка Императрица утвердила сие воспитательное заведение пять лет назад, дабы дать России образованных женщин, хороших матерей, полезных членов семьи и общества. Её Величество, поклонница прогрессивных идей Монтеня, Локка и Фенелона.
– Кадетский женский корпус? – усмехнулся Панин.
– Зря острите. Готовят их отменно: языки, танцы, этикет – все на высшем уровне. Ученицам Сен-Сирского института далеко до наших дочерей. Мадмуазель Софии прочат должность фрейлины.
– Вот как! – выразил искренне восхищение Панин. – Поздравляю. Но все же, хоть вы и говорите, что старше меня в два раза и опытнее в делах, но я тоже чувствую людей. – Он бросил косой взгляд на собеседника. – Скрываете вы что-то.
– Не доверяете? – прищурил в ответ один глаз фон Пален.
– Ну, если начистоту.
– Хорошо, давайте начистоту, – согласился генерал-губернатор Курляндии. – Я вижу в вас благородного и честного человека. Да и дурного о вас ничего не слышал. Так что, могу довериться. Только учтите, отныне вы идёте со мной рука об руку, хоть на парад, хоть на эшафот.
– Согласен! – махнул рукой Панин. – Но, если дело стоит того.
– Стоит, я вас уверяю, – загадочно произнёс фон Пален. – И Семён теперь наш сообщник.
Ну, так говорите! – загорелся Панин.
– Учтите, я доверился вам.
– Слово дворянина – не погублю и не предам, – слегка обиделся Панин.
– Вы помните год назад, а может того меньше объявился некий пророк из Никола-Бабаевского монастыря?
– Да, что-то припоминаю, – кивнул Панин. – Кажись, монаха Авелем звали. Книжку неугодную сочинил с какими-то пророчествами, за что и был заключён в Шлиссельбургскую крепость.
– Если бы каждого монаха за книжки в Шлиссельбургскую крепость сажали – казематов бы не хватило, – усмехнулся фон Пален. – А книжка у него была не простая. В ней описаны многие события, которые свершились и должны свершиться. И заметьте, ни в одном своём пророчестве этот Авель не ошибся.
– Так за что его в крепость?
– Вот! – фон Пален многозначительно поднял указательный перст и, понизив голос, таинственно произнёс: – За предсказание смерти императрицы.
– Господь с вами! – Панин испугано перекрестился. – Откуда вы знаете?
– Из уст того, кто его допрашивал. Да и сама императрица с глаза на глаз беседовала с монахом, после сего и приказала заточить его, дабы не болтал лишнего.
– И когда сие несчастие должно случиться?
– На днях.
Вы шутите? – Панин испуганно вытаращил глаза и принялся неистово креститься.