Император
Шрифт:
– Позвольте вашу шубку. Присаживайтесь за этот стол, – предложил лакей и умело приял меховую накидку, отодвинул стульчик, помог девочке присесть. – А вам? – обратился он ко мне. – Квас, чай, медовый сбитень? Пироги есть свежие, кулебяки с рыбой?
– Кваса и хлеба, – выбрал я.
– Будет исполнено, – и лакей удалился.
Я присел напротив странной спутницы. Её длинные реснички с маленькими серебряными капельками растаявших снежинок чуть подрагивали. В сером платьице с наглухо закрытыми плечами и высоким кружевным воротником, она вдруг показалась мне величественной, строгой.
– Как все странно? Какие удивительные приключения!
– Какие? – не понял я.
– Меня обычно опекают няньки, гувернантки, вечно следят за каждым моим шагом. А тут взяли и потеряли. – Она рассмеялась. – Вот им влетит! – Помрачнела. – И мне влетит. Ой! – вдруг встрепенулась она. – Надо было попросить лакея принести побольше хлеба!
– Зачем?
– Как, зачем? Накормить лошадей. Помните? Гусарских.
Мы бы спустились обратно и покормили их.
– Лошадям нельзя давать хлеб.
– Почему?
– У них начнутся колики. Их кормят зерном или сеном.
– А лакей не может раздобыть овса?
– Да не беспокойтесь вы так. Это же армейские лошади.
Их кормят досыта и в определённое время.
– Ну, хорошо, а караульным, хоть им что-нибудь вынести. Они же там, на морозе, под снегом.
– На то они и солдаты, чтобы призирать трудности.
Вот чудная, подумал я, и откуда она свалилась?
– Простите, наверное, я ничего не понимаю, – остыла она, часто хлопая ресницами. – Иногда мне бывает ужасно стыдно за свои слова или глупые поступки. Вроде хочешь сделать что-то хорошее, доброе, а оказывается – это никому не нужно.
– Не переживайте. И со мной такое случается. – Мне стало жалко её. Все величие разом улетучилось, и передо мной вновь сидела испуганная маленькая девочка.
Лакей принёс серебряный поднос. Он поставил перед моей спутницей чайную чашечку и спросил:
– Вам крепкий чай?
– Извините, я не буду пить из этой чашки, – возмущённо сказала она. – Вот видите, у неё на краю выщерблина. Это так некрасиво.
Лакей смутился.
– Сию минуту…, – и умчался. Пришёл вновь, и поставил перед капризной девочкой другую чашечку. Налил из одного чайничка дымящийся кипяток, из другого, поменьше, тёмную заварку. Рядом поставил хрустальный вазон с вишнёвым вареньем.
– Чай слишком горячий, – сказала девочка. – Не могли бы вы принести холодной воды?
– Конечно. – Лакей опять ушёл и вернулся с кувшином воды. Разбавил чай.
– Спасибо, – сказала она. – А варенье с косточками?
– С косточками, – подтвердил лакей.
– Я не люблю с косточками.
– Простите, мадмуазель, но без косточек у нас нет. Могу предложить чернику, перетёртую с сахаром или мёд.
– А вы из варенья вишенки уберите, оставьте один сироп.
– Сейчас сделаю, – безропотно согласился слуга и принялся ложечкой доставать из вазона ягоды и перекладывать на блюдце.
– Что это за пирог? – спросила девочка, указывая на треугольный кусок бисквита.
– Французский корж со сливочным кремом.
– Свежий?
– Конечно, мадемуазель. Вы же находитесь в царском дворце.
Наконец с вишенками было покончено. И в вазоне осталось ложки на три светло-красного сиропа.
– Я могу идти? – спросил лакей.
– Спасибо, – отпустила она его.
– Если ещё что-нибудь нужно – позовите. – И откланялся.
– Кошку не забудьте покормить, – напомнила ему капризница.
– Её-то, обязательно.
Я большими глотками выпил квас. С удовольствием съел кусок белого хлеба с острым сыром. А моя провожатая едва попробовала торт. К варенью даже не прикоснулась. Чаю сделала два глоточка и отодвинула чашечку.
– Все. Я наелась.
– Да вы же ничего толком не съели…
– Крем очень приторный, а чай с каким-то привкусом, – вновь начала она капризничать.
Я прибывал в растерянности. Кто же она? Что за кукла такая привередливая? Я обратил внимания до чего у неё нежные белые руки, как будто вылеплены из фарфора, с тонкими синими жилками. Кожа тонкая и прозрачная. Ноготки ровненькие, ухоженные.
Наконец мы пробрались к тронному залу. Народу собралось – не протолкнуться. Кавалеры в парадных костюмах, при орденах, при лентах. Дамы в парчовых дорогих платьях. Стоял удушающий запах ароматных масел, нюхательного табака и горячего свечного воска. Зал освещали яркие люстры. Толпа шумела, переговариваясь в полголоса, напоминая пчелиный улей.
– Простите, что сейчас происходит? – спросил я у высокого церемониймейстера в расшитой золотом красной ливрее. В руках он держал высокий скипетр, который венчал бронзовый двуглавый орёл.
– Присяга, – важно ответил он. – Поданные присягают новому императору.
– Вот, мы пришли, – сказал я девочке.
– Мне надо пробраться к трону, – сказала моя спутница.
– К трону? Но зачем?
Церемониймейстер взглянул в нашу сторону, стукнул скипетром об пол и громко объявил:
– Великая княжна Елена Павловна!
Толпа обернулась, расступилась и затихла. В образовавшемся коридоре, у дальней стены я увидел красный балдахин, под ним подиум, на котором стоял трон Российской империи. На троне восседал Павел Петрович в белом парадном мундире адмирала. Рядом, на троне поменьше сидела Мария Фёдоровна с младенцем на руках. Возле Павла Петровича стояли Великие князья: Александр и Константин в гвардейских парадных мундирах.
Я подумал, что и мне надо бы посторониться. За моей спиной стоит Великая княжна Елена Павловна. Бросил быстрый взгляд через плечо, но сзади никого не было. А моя провожатая вдруг приняла гордый вид и тихо обратилась ко мне:
– Подведите меня к трону.
– Идите же! Что встали, как столб? – не разжимая губ, прорычал на меня церемониймейстер.
И тут я сообразил, кто есть на самом деле моя спутница, эта капризная кукла. Я протянул руку. Великая княжна оперлась о мой локоть, и я повёл её к императору. А по обеим сторонам кавалеры и важные вельможи в парадных нарядных сюртуках склоняли головы. Дамы делали реверансы, шелестя парчовыми платьями. Когда мы оказались подле трона, я пропустил Великую княжну чуть вперёд и застыл по-военному. Девочка присела в глубоком реверансе, насколько ей позволяло её юное гибкое тело.