Императорские изгнанники
Шрифт:
Трактирщик улыбнулся, бросил тряпку в ведро с мутной водой и подошел к их столу, но все же держась на расстоянии от собаки.
– Вы будете есть что-нибудь, друзья мои?
Они взглянули на него, и мужчина постарше ответил.
– А что у тебя есть?
– Есть тушеная говядина. Отрубы из свинины – горячие или холодные. Есть жареный цыпленок, козий сыр, свежеиспеченный хлеб и сезонные фрукты. Выбирайте, и я попрошу служанку приготовить вам лучшую придорожную еду, которую вы когда-либо ели на Остийской дороге.
– Лучшая еда на протяжении целых двадцати пяти километров? – мужчина постарше
– Не составит труда проверить это на практике.
– Остынь, Макрон, - вмешался молодой человек, обращаясь к трактирщику.
– Нам нужно быстро перекусить. Мы возьмем мясное ассорти из свинины и курицы с корзиной хлеба. У тебя есть оливковое масло и гарум?
– Да, за небольшую доплату.
– Не люблю гарум, - пробормотал мальчик.
– Ужасная вещь.
Мужчина постарше улыбнулся ему.
– Тебе не обязательно есть это, Луций. Я получу твой паек, парень.
– Сколько стоит?
Хозяин гостиницы произвел быстрые мысленные подсчеты, основанные на стоимости сырых ингредиентов, но в основном, основываясь на качестве мужской одежды и вероятности того, что они везут свои сбережения с предыдущего места службы. По его опыту, такие люди, возвращавшиеся домой, как правило, были готовы потратить гораздо больше денег, не создавая суеты. Он почесал в затылке и откашлялся.
– Я могу сделать для вас отличную скидку, для вас всего-лишь по три сестерция с человека. Гарум, масло и еще один кувшин вина включены.
– Три сестерция!
– насмешливо ахнула женщина.
– Три? Ты верно шутишь, дружище. Если бы мы заплатили пять за все скопом, мы все равно заплатили бы слишком много.
– А теперь смотрите сюда...
– Хозяин постоялого двора выразил возмущение и отступил на полшага. Но она оборвала его, прежде чем он смог продолжить, ткнув в него пальцем и глядя вниз, как будто она прицеливалась стрелой.
– Нет! Это ты гляди-ка сюда, хищный ты мошенник. Я покупала еду на рынках Рима с тех самых пор, как научилась ходить. Я также бывала на сельских рынках и среди прилавков Тарса последние два года. Я нигде не видела, чтобы кто-нибудь пытался провернуть такой номер, как ты сейчас.
– Но ... но цены выросли с тех пор, как вы покинули Рим, - взорвался он.
– На Сардинии были голод и чума, и это привело к росту затрат.
– Очень складно ты придумал, - ответила она.
Молодой человек не мог удержаться от смеха. Он взял ее руку и нежно сжал.
– Полегче, Петронелла. Ты напугаешь человека. Я хочу вас угостить. Он посмотрел на трактирщика.
– Давай вдвое сократим ради мира и дружбы, а?
– Тогда десять, - быстро ответил трактирщик.
– На меньшее не соглашусь.
– Десять?
– вздохнул мужчина.
– Давай озвучим восемь, или я снова натравлю Петронеллу на тебя.
Трактирщик осторожно взглянул на нее и втянул воздух сквозь видавшие виды зубы, прежде чем кивнуть.
– Тогда восемь. Но без вина.
– С вином, - твердо настаивал другой мужчина, и все следы юмора исчезли в его голосе, когда он пристально посмотрел темными глазами.
Трактирщик надул щеки, затем повернулся и поспешил обратно к двери за стойкой, ведущей на кухню, выкрикивая инструкции своей служанке.
– Это моя девочка, - сказал Макрон с чувством.
– Яростная, как львица. У меня даже есть царапины, чтобы доказать это.
– Вам не следовало платить восемь, хозяин Катон, - нахмурилась Петронелла.
– Это слишком много.
Катон покачал головой, слегка позабавившись, что она все еще временами считала его своим хозяином. Он освободил ее спустя год, после того, как стало ясно, что Макрон всерьез полюбил ее. А теперь они поженились, и старый центурион был полон решимости подать заявление об увольнении, чтобы они вдвоем могли спокойно уединиться. По правде говоря, обрести умиротворение мирской жизни могло оказаться немного труднее, чем предполагал Макрон, поскольку вскоре они должны были бы направиться в Британию, где он должен был взять на себя свою половину бизнеса, принадлежащего ему и его матери. Катон знал ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что она вполне себе не уступит в свирепости личности Петронеллы. Если он хоть сколько-нибудь научился судить о характере любой из женщин, то у Макрона ожидались веселые деньки впереди. И возможно центурион скоро пожалеет и возжелает вернуться на службу в легионах, где он сталкивался с менее ужасными битвами. Тем не менее, это был его выбор, и Катон ничего не мог с этим поделать теперь, когда его друг принял решение. Он будет скучать по Макрону – будет очень скучать по нему – но он должен будет найти свой собственный путь вперед. Возможно, их дороги снова пересекутся в будущем, если Катон будет отправлен в армию в Британии.
Он выбросил из головы мысли о далеком будущем и прищелкнул языком Петронелле. – Давай-ка ты все же больше не будешь называть меня хозяином. Я тебе уже не более хозяин, чем твой муж.
Макрон ухмыльнулся и скользнул рукой вниз, чтобы нежно хлопнуть ее по заднице.
– В свое время я разбирался с гораздо более сложными рекрутами, чем она. Клянусь богами, Катон, ты был одним из самых безнадежных дрыщей, на которых я когда-либо смотрел, особенно в ту ночь, когда ты заявился в лагерь Второго Легиона.
– А теперь посмотри-ка на него, - вмешалась Петронелла.
– Трибун преторианской гвардии! А дальше центуриона ты так и не прыгнул.
– Каждому свое, любовь моя. Мне нравится быть центурионом. Это то, что у меня получается лучше всего.
– То, что у тебя получалось лучше всего, - сказала она с ударением.
– Те дни прошли. И тебе лучше не относиться ко мне как к долбанному рекруту, иначе ты узнаешь почему.
– Она сжала кулак и на мгновение задержала костяшки пальцев под носом Макрона перед тем, как расслабить их.
Луций толкнул Катона.
– Мне нравится, когда Петронелла злится, отец, - прошептал он.
– Она страшная.
Макрон расхохотался.
– Да, парень! Ты ведь и половины не знаешь. Любовь всей моей жизни крепка, как старые калиги, - он бросил на нее тревожный взгляд.
– Но гораздо красивее.
Петронелла закатила глаза и толкнула его.
– Ой, расслабься.
Выражение лица Макрона стало серьезным. Он поднял руку, чтобы повернуть ее лицо к себе, и нежно поцеловал ее в губы. Она подалась назад и потянулась к его широкой спине, чтобы притянуть его к себе. Их губы оставались сомкнутыми еще на мгновение, прежде чем их чувственный поцелуй закончился, и Макрон изумленно покачал головой.
– Клянусь всем, что свято, ты моя женщина. Моя девочка. Моя Петронелла.