Императорский Балтийский флот между двумя войнами. 1906–1914 гг.

Граф Гаральд Карлович

Наш главный интерес возбуждало соперничество в постройке кораблей между Англией и Германией. Англия увеличивала свой, и так сильнейший в мире флот, а Германия фактически создавала новый. Соперничество, главным образом, происходило в создании линейного флота, и не только в количестве кораблей, а главным образом, в их качестве – скорости, непотопляемости, бронирования и дальнобойности орудий и разрушительной силы снарядов. Учет этих элементов выдвигал на первый план не количество, а качество кораблей.

Если иностранные державы были озабочены созданием больших флотов, то и Россия была этим озабочена. В эти годы работы по постройке большого числа кораблей начали идти с полным напряжением. Морской министр адмирал Григорович добился доверия Государственной думы, и огромные кредиты были отпущены на выполнение

программы, разработанной Морским Генеральным штабом.

Начала создаваться Центральная оборонительная позиция в Финском заливе. Одним флангом она должна была опираться на Поркалауддские укрепления, а другим – на укрепления крепости Петра Великого, то есть Ревельскую. Все водное пространство между этими укреплениями должно было быть засыпано тысячами мин. Кроме того, предполагалось создать Передовую позицию между о. Даго и полуостровом Гангэ, а также – Тыловую по меридиану о. Гогланд. Таким образом, подступы к столице для неприятельского флота будут надежно закрыты.

Военно-морской отдел академии был детищем Морского Генерального штаба, фактически им руководился, и несколько офицеров, служащих в нем, были нашими профессорами. Поэтому его работа захватывала и нас и мы с огромным интересом приглядывались к ней.

Попав в столицу, мы также ближе соприкоснулись и с работой Государственной думы, и у некоторых слушателей оказались с ней, в частном порядке, связи. То, что говорилось с кафедры Думы, тоже не могло нас не заинтересовывать. По своему воспитанию мы не привыкли к критике правительственных мер и разных государственных деятелей, а в различных выступлениях членов Думы она звучала чрезвычайно резко, и это наводило на размышление. Мы все были большими сторонниками политики П.А. Столыпина и понимали, как в такой трудный момент такой человек нужен России. По неопытности некоторые офицеры дали себя втянуть в более близкие отношения с кадетскими кругами Думы и впоследствии сочувственно относились к подготовке ими государственного переворота.

Годы в академии были полны всякими впечатлениями, и незаметно рядовая служба на кораблях начинала казаться не столь интересной, как прежде, и мысли начинали витать в более высоких сферах. Хотелось в будущем принять участие в какой-то работе широкого государственного значения. Впрочем, до известной степени так и вышло, и целый ряд слушателей были призваны к занятию различных штабных должностей.

Не этих ли настроений боялся адмирал Эссен, относясь критически к созданию военно-морского отдела? Не боялся ли он отрыва офицеров от рядовой службы на флоте? Но уже тогда незаметно для самих офицеров, их значение как воинов, исключительно призванных для руководства военными действиями, стало меняться. Офицеры переставали быть только узкими специалистами военного дела и должны были стать в какой-то мере политическими руководителями порученных им воинских масс. Почти полное незнакомство офицерского состава с существовавшими политическими течениями в будущем поставило его в очень трудное положение.

На нашем отделе мы изучали политическую экономию, и в ее курс входило знакомство с трудом К. Маркса «Капитал». Благодаря этому мы познакомились с идеями социализма, и это очень помогло впоследствии ориентироваться в революционных течениях. В то же время именно политическая экономия подвергалась наибольшей критике со стороны офицеров, не сочувствующих созданию военно-морского отдела. Они с возмущением говорили – «для чего морскому офицеру нужно знать “Капитал” Маркса?» Само собою изучение его для морского дела было бы лишним, но ведь мы имели дело не только с кораблями, но и с людьми, которые были объектом социалистической пропаганды. Поэтому, чтобы иметь влияние на своих подчиненных, нам было важно в нем разбираться.

Теперь жизнь потекла очень интересно – до трех часов лекции в академии, а затем дома чтение по курсам и вообще морской литературы. Вечерами мы были свободны, и тут нельзя было не использовать случай, чтобы не побывать в театрах, особенно в опере и на концертах. Немало было и приглашений по знакомым и приемов их у себя.

Но, живя в Петербурге, слушатели как-то изолировались от плававшего состава флота. Только случайно приезды в отпуска друзей с кораблей напоминали о них, и тогда чувствовалось, что чего-то не хватает.

Под

«шпицем» (Главное Адмиралтейство) издавался единственный морской журнал «Морской Сборник». Его издание началось уже несколько десятков лет тому назад. Временами он отличался замечательно интересным содержанием, но бывали периоды, когда впадал в летаргию, и в нем самым интересным материалом оказывались приказы по Морскому ведомству. Все зависело от редактора. В те годы им был лейтенант К. Житков [294] и его помощником лейтенант Е.Н. Шильдкнехт [295] . Они оба были очень культурными людьми, разносторонне образованными и еще очень молодыми. Считая важным для флота, чтобы единственный морской журнал был бы интересным и поэтому имел большой тираж, они прилагали все старание доставать необходимый материал. Поэтому Житков предложил слушателям сотрудничать в нем. Мы на это охотно согласились. Чтобы мы не стеснялись содержанием, он предложил по желанию подписываться псевдонимами и обещал, что даже по требованию начальства он их не будет раскрывать, беря всю ответственность за содержание на себя.

294

Житков Константин Георгиевич (19.09.1883–15.07.1920), капитан 2-го ранга за отличие (10.04.1916).

295

Шильдкнехт Евгений Николаевич (02.01.1888–08.01.1971), лейтенант (06.12.1911).

Я поместил в сборнике две или три статьи. Это был мой первый опыт в журналистике. Одна моя статья оказалась по содержанию рискованной, так как я затронул факт стояния якорных вахт и указывал, что, когда по ночам вся жизнь на кораблях замирает, можно было бы делать послабления для вахтенных начальников и не заставлять их бесцельно слоняться по палубе. Я Житкова предупреждал, что боюсь, что начальству она не понравится, и поэтому лучше ее не помещать. Но Житков сказал, что он поместит, так как она может вызвать интересную полемику. Потом он мне сказал, что эта статья действительно очень не понравилась адмиралу Эссену и он пожелал знать, кто ее автор, но Житков моего псевдонима не открыл.

К сожалению, зима пролетела незаметно. Подходил апрель, в конце его предстояли экзамены. Нас всех охватила предэкзаменная лихорадка, и мы засели по своим комнатам за чтение курсов. Близкие старались соблюдать тишину или уходили. Как назло, установилась хорошая весенняя погода, снег стаял, и начался уличный шум. Тянуло из дому, а совесть не позволяла. Чтобы было веселее заниматься, мы часто ходили друг к другу и учились вместе. Это был самый лучший метод занятий.

Держать экзамены в академии было много легче, чем в классах. Нам давалась большее время для подготовки к каждому экзамену. Не было никакой нужды по ночам не спать или рано вставать. Самым правильным было хорошо выспаться, как следует поесть и не уставшим идти на экзамен.

В сущности, самым неприятным было ехать на экзамен. Приходилось надевать вицмундир, который так и связался с процессом экзаменов. Затем садиться в трамвай и ехать добрых сорок минут. Наблюдая спокойные лица других пассажиров, как-то невольно завидовалось, что они едут по своим делам и им не придется переживать экзаменационных волнений. Когда добираешься до академии и попадаешь в среду других слушателей, то начинаешь успокаиваться, а когда появляются экзаменаторы, волнение совсем проходит. Ведь, в конце концов, к экзамену была серьезная подготовка, и не могло случиться, чтобы можно было все забыть. Но среди нас были и очень нервные люди, которые не могли совладать с собою. Особенно волновались Молас и Буткевич. Первый совершенно не мог спать накануне экзаменов, и когда приходил в академию, то был весь бледный и уверял, что он провалится, так как ничего не помнит. Тем не менее он всегда отлично выдерживал. Впрочем, раз он довел себя до такого состояния, что у него сделался сердечный припадок и он не мог держать экзамена. Но экзамен ему был переложен. Буткевич благодаря своему волнению держал экзамены хуже других, но ни разу не провалился.