Императрица Орхидея
Шрифт:
Я пыталась обуздывать свои чувства всеми известными мне методами. От Ань Дэхая и Ли Ляньина я узнала, что никаких романтических связей у Жун Лу не было, хотя свахи и сводники стучались в его дверь косяками. Я даже решила, что мне станет легче, если я сама возьму на себя роль свахи. Мне нужно научиться смотреть ему в лицо без внутреннего трепета, потому что будущее Тун Чжи зависит от безоблачности наших отношений.
Я вызвала в свою палатку принца Чуня и Жун Лу. Мой зять прибыл чуть раньше, и поэтому я спросила его о здоровье сестрицы Ронг и их сыночка. Он не мог удержаться от слез и сказал, что
Принц Чунь умолял меня повлиять на сестру, потому что она снова беременна. Я обещала помочь и предложила ему рисового вина. Пока мы разговаривали, появился Жун Лу. Он был в военной форме и башмаках, покрытых грязью. Он присел за стол вместе с нами и пригубил вино. Я украдкой поглядывала на него, пока они беседовали с принцем Чуном.
Наш разговор с детей перескакивала на родителей, с императора Сянь Фэна на принца Гуна. Мы обсуждали, как счастливо повернулись наши дела после победы над Су Шунем. Мне хотелось обсудить дальнейшие наши шаги, ситуацию с восстаниями тайпинов, переговоры с иностранными державами, но принц Чунь чувствовал себя подавленным и постоянно зевал.
Жун Лу сидел напротив меня. Он выпил подряд пять чашек вина, и лицо его стало красным, как свекла. Но он все равно не пытался со мной заговорить.
— Жун Лу привлекателен даже в глазах мужчин, — сказал Ань Дэхай, осторожно заворачиваясь рядом со мной в одеяло. — Я восхищен вашей силой воли, моя госпожа, но ваши действия меня приводят в недоумение. Какая польза оттого, что вы себя ведете так, словно он вам безразличен?
— Мне нравится находиться в его обществе, и это все, что я могу себе позволить, — ответила я, глядя в потолок палатки и с тоской думая о том, какая ужасная ночь ждет меня.
— Не понимаю, — снова повторил евнух.
Я вздохнула:
— Скажи лучше, Ань Дэхай, правду ли говорят, что если долго точить кусок металла, то он может превратиться в иглу?
— Я не знаю, моя госпожа, из чего сделаны людские сердца, и поэтому на ваш вопрос отвечаю, что вряд ли.
— Я все время пытаюсь убедить себя в том, что в мире есть множество интересных вещей, ради которых стоит жить, кроме... стремления достичь невозможного.
— В результате все они сводятся к одному: к погоне за смертью.
— Да, как мотылек стремится к огню. Вопрос только в том, может ли он поступить по-другому?
— В этом смысле любовь пропитана ядом, но никто не может обойтись без любви. — Он говорил твердым и абсолютно убежденным тоном. — Это что-то вроде беззаветного служения.
— Боюсь, что я не первая, кто считает жизнь изменчивой, вечно петляющей рекой страданий.
— И при этом ваше сердце отказывается само себя защищать.
— Разве можно защититься от любви?
— Правда в том, что вы не можете
— Но ведь есть разные способы любить.
— И он тоже носит вас в своем сердце, моя госпожа.
— Тем хуже для него.
— Но вы хотя бы ищете способы, как себя успокоить?
— Я думаю о том, чтобы стать его свахой.
От удивления евнух едва не скатился с постели:
— Вы сошли с ума, моя госпожа!
— Но другого пути я не вижу.
— А как же ваше сердце, моя госпожа? Вы хотите, чтобы оно кровоточило до смерти? Если бы я смог продать все пролитые вами слезы, то стал бы богаче Цзэнь Гофаня.
— Надо его женить, и мое желание сразу же пропадет. Я себя заставлю. Помогая ему, я помогу самой себе.
Ань Дэхай немного помолчал.
— Вы слишком сильно его желаете, чтобы... — наконец сказал он.
— Я... — Но не нашла слов, чтобы закончить предложение.
— А вы когда-нибудь думали о том, что будет, если он вдруг к вам придет? Например, сегодня, в полночь?
— Что это ты такое говоришь? — спросила я.
— Зная, чего хочет ваше сердце, моя госпожа, зная, что здесь безопасно, потому что мы не в Запретном городе, я могу поддаться искушению... То есть, попросту говоря, пригласить его сюда.
— Нет! Ни за что!
— О, моя госпожа, если бы я мог переупрямить самого себя! Если бы я не любил вас так сильно!..
— Обещай мне, Ань Дэхай! Обещай, что никогда этого не сделаешь!
— Тогда побейте меня! Потому что единственное мое желание — это снова увидеть у вас на лице улыбку. Вы можете считать меня сумасшедшим, но я должен высказаться. Я желаю вам любви так же сильно, как хочу вернуть свое мужское естество. Я просто не могу пропустить такую возможность.
Я встала и начала шагать взад-вперед по палатке. Я понимала, что Ань Дэхай прав, надо что-то предпринимать, пока ситуация окончательно не вышла из-под контроля. Нетрудно было предугадать, к чему приведет меня страсть к Жун Лу. К тому, что придется расстаться с мечтой о будущем Тун Чжи.
Я позвала Ли Ляньина.
— Пригласи каких-нибудь актрис из местного чайного дома, — приказала я.
— Хорошо, госпожа, иду.
— Полночных танцовщиц и певичек, — уточнил Ань Дэхай, чтобы его протеже не ошибся с заданием.
Ли Ляньин встал на колени:
— Я знаю тут одно место, приблизительно в четверти мили отсюда, под названием «Персиковая деревня».
— Иди и немедленно пришли оттуда трех лучших девушек к Жун Лу. Скажи, что это от меня.
— Хорошо, Ваше Величество. — Евнух поднялся с колен.
Я приподняла полог палатки и смотрела, как Ли Ляньин исчезает во мраке ночи. Мне показалось, что на меня навалилась какая-то страшная тяжесть. Мой живот словно наполнился камнями. От той девочки, которая десять лет тому назад пасмурным летним утром вошла в Пекин, не осталось и следа. Она была такая наивная, доверчивая, любопытная! Ее переполняли юные и свежие чувства, и она готова была с радостью шагнуть навстречу жизни. Но годы, проведенные в Запретном городе, заставили ее свить вокруг себя кокон, и этот кокон затвердел. Историки потом будут описывать ее как жестокую и бессердечную правительницу. Они скажут, что ее железная воля позволяла ей преодолевать все препятствия на пути.