Императрица
Шрифт:
Я распростерлась у ног Императрицы, а затем до земли поклонилась ее матери. После этого я выразила живейшую благодарность, а государыня, задав несколько вопросов о том, как я устроилась во Дворце, умолкла. Голос ее звучал, как у маленькой девочки. Я поняла, что она сдержанна и робка. Для благородных дам молчание — признак утонченности. И я уже хотела испросить дозволения удалиться, как вдруг подала голос Госпожа Мать.
— Одаренная, — холодно и высокомерно начала она, — когда повелитель вернулся из паломничества в монастырь Возрождения, Императрица узнала о совершенном там грехе. Поскольку сердце ее не ведает ревности и, будучи образцовой женой, она воспринимает счастье Господина как свое собственное, государыня предложила ему вызвать тебя во Дворец, дабы избежать огласки, каковая могла бы бросить тень на доброе имя повелителя. Тут всем известно, что
Я несколько раз ткнулась лбом в пол, повторяя:
— Повелительница, ваша служанка никогда не забудет этого благодеяния.
Госпожа Мать посмотрела на меня с нескрываемой враждебностью.
— Тебе, Одаренная, уже известны правила Внутреннего покоя, и я не стану их перечислять, — продолжала она. — Императрица вознаграждает добродетели и наказывает за преступления. Если порой она и дает оступившейся женщине возможность сделать вторую попытку, то за такое милосердие требует, чтобы ей подчинялись беспрекословно. А чтобы ты снова не сделала второй ошибки, каковая стоила бы тебе жизни, повелительница велела мне сказать: остерегайся одной на редкость коварной и опасной особы. Дама Цзяо родилась в лишенной имущества и титулов семье. Еще ребенком познала она нищету и скиталась по улицам Восточной столицы. Наша семья пригрела ее из жалости, а я сделала одной из дам сопровождения Императрицы, когда та была еще девушкой. Мы окружили Цзяо заботой, и это создание, набравшееся дурных привычек в нищих кварталах Лояна, преобразилось всего за несколько лет. Когда Госпожа сочеталась браком с нашим повелителем, она взяла с собой эту женщину сюда, в Долгий Мир. А Цзяо тайком от госпожи соблазнила князя (тогда — Наследника) и стала интриговать, чтобы возвыситься до положения Дивной Супруги. Но это отличие лишь подхлестнуло ее непомерное тщеславие и ненасытную алчность. Поддавшись злодейским чарам Цзяо, Император забывает о долге перед своими подданными и теряет разум. Если Императрица и вызвала тебя сюда, то с одной-единственной целью: она рассчитывает, что ты изгонишь из повелителя злых духов и вернешь его на праведный путь.
Слова Госпожи Матери разрешили загадку столь поспешно полученного мною приказа. Ревнуя к тем милостям, коими была осыпана Дивная Супруга, Императрица хотела использовать меня, чтобы отвратить от нее Господина.
Возвращаясь в Боковой двор, я встретила женщину поразительной красоты. Дивная Супруга Цзяо, притворясь, будто встреча ее удивила, немедленно представилась. Одета она была в креповую юбку и кофту из кисеи. Сквозь прозрачную ткань я видела на ее правой груди подобное сладострастной осе родимое пятно.
Я низко поклонилась, а Дивная Супруга кивнула в ответ.
— Так это ты — Одаренная двух царствований! — самым приветливым тоном воскликнула она. — Я слышала, что тебе двадцать восемь лет, однако на вид десятью меньше. А правда, что монахини умеют готовить всякие чудодейственные снадобья, помогающие сохранить вечную молодость? Говорят, будто ваши друзья монахи знают, как достичь наивысшего блаженства, и куда сноровистее обычных мужчин. Приходи рассказать мне об этом, когда твоя Императрица даст тебе хоть какой-нибудь роздых. Давай позавтракаем у меня на лодке. Впрочем, бедная женщина наверняка уже говорила обо мне. Представляю, как она вновь скрежетала зубами и проливала слезы! Что ж, тем лучше, если смертельная ревность сводит ее с ума! Эта бесплодная женщина злится на любое чрево, способное понести. Никто не мешает Императрице зачать самой, но коварство иссушает ее лоно.
Дивная Супруга нагнулась ко мне и зашипела в самое ухо:
— Я знаю, Императрица вернула тебя во Дворец, надеясь похитить у меня сердце Господина. Знай, она уже толкала в его объятия сотни бедняжек. К несчастью для этой женщины, сейчас во Внутреннем покое распоряжаюсь я и мне принадлежит душа повелителя. Все, кто пытался оспорить у меня право на его расположение, кончили плохо. Одни умерли, пораженные гневом Небес, другие попали во Дворец холода. Известно ли тебе об этой ледяной яме, где женщины гниют в сырых темницах среди собственных испражнений? А я смеюсь, думая обо всех красотках, угодивших в навозную кучу. Еще месяц назад Император позволил мне бросить туда потаскуху, задумавшую меня отравить. И знаешь, что с ней сталось? Я велела отрубить мерзавке руки и ноги, а потом бросить в бочку вина. Гадина так и сдохла пьяной!
И Дивная Супруга, расхохотавшись, удалилась.
Мир Женских покоев, несмотря на обилие садов и лесов без конца и края, непреодолимые стены, разделяющие павильоны и дворцы, являет собой нерасторжимый клубок судеб, и выхода из него нет. Почему женщины любят друг друга до безумия? Почему ненавидят так люто? Почему заклятые врагини испытывают и ужас, и сладкое очарование? Почему злоба становится наваждением и опьяняет, заменяя собой смысл существования?
Да просто потому, что Соперница — отражение владеющего ей злого духа.
Императрица вышла замуж в четырнадцать лет, но и сейчас, в двадцать два, у нее был плоский живот, хотя в Запретном дворце наложницы то и дело производили на свет младенцев государевой крови. Бесплодие — самый непростительный грех по отношению к предкам, и любой мужчина имеет право отвергнуть супругу, не способную подарить ему детей. Множество бывших правительниц утратили власть, совершив такую провинность, о чем прекрасно знала Императрица Вань.
Как многие знатные дамы, выросшие в затворничестве Женских покоев, супруга Маленького Фазана любила неспешность и утонченность размеренного по дворцовым правилам бытия. Любые естественные порывы ее пугали. Соитие нагоняло скуку. В первый же день после свадьбы Императрица лишь сносила мужнину страсть, лежа, как мертвая. Однако, чтобы зачать сына, надо было волей-неволей терпеть изнасилование. Каждый день она с самого рассвета лихорадочно готовилась, чтобы выглядеть красивой. Госпожа Мать заставляла дочь пить повышающие плодовитость чудодейственные зелья и вводить в лоно горячие составы. Но Император и после заката солнца оставался невидим.
И сидевшая посреди комнаты, положив на колени руки, супруга от души его проклинала. Подобная черной точке на киноварном шелковом ковре Императрица клялась себе, что родив сына, больше не потерпит никаких унижений. Дворец окутывала ночная тьма, слуги зажигали свечи и фонарики. Лицо Госпожи вспыхивало от малейшего шороха, и она, вскочив, бежала к двери.
Женщины, посланные ею выведывать что и как, возвращались одна за другой: «Господин закончил трапезу!», «Распорядился подать паланкин!», «Повелитель вот-вот покинет свой дворец!», «Сын Неба спешит к Дивной Супруге!»
Императрица падала на пол, и по всем покоям разносился ее пронзительный крик: «Уберите свет! Немедленно все потушите!» И, не желая выносить чьи бы то ни было прикосновения, Хозяйка Дворца проводила ночь там, где соскользнула наземь. Светало. Служанки открывали ставни. Вместе с солнцем, свершающим вечный круговорот по небосводу, вновь приходили надежда и разочарование.
У соперницы Госпожи чрево округлялось три раза, и ее сын получил венец Джонга, княжеского удела, где располагалась столица Долгий Мир. Обычно такой чести удостаивался старший отпрыск Хозяйки Дворца. Услышав ненавистное имя, Императрица всякий раз вздрагивала и разражалась слезами: она хочет изгнать эту шлюху из Запретного дворца; она обвиняет мерзавку в обращении к самому темному колдовству, дабы сделать ее бесплодной; этот воплотившийся в женском теле злой дух жаждет украсть у законной повелительницы трон и разрушить Империю!
К двадцати трем годам сердце Дивной Супруги истерзали темные страсти. Боязнь не преуспеть росла по мере того, как она добивалась все большего и большего. Женщина в расцвете красоты, она была одержима мыслью о старости и забвении. Государственных советников возмущало уже то, что она существует. В Женском покое Цзяо ненавидели. Ее безнадежное одиночество, диковатая чувственность и отчаянная борьба за выживание возымели необычайную власть над уставшим от бесхребетных женщин Императором. С Императрицей ему приходилось соблюдать все предписанные правилами церемонии и вести достойные Сына Неба речи. Делить ложе с Повелительницей Мира было священным долгом, попыткой оплодотворения, и у Маленького Фазана все внутри леденело от скуки. Зато у любимой наложницы он отбрасывал и ритуальную церемонность, и придворные условности. Император удовлетворял желание, ни о чем другом не заботясь. Несмотря на бесконечно повторяемые клятвы, Маленький Фазан не мог хранить верность Дивной Супруге и всякий раз поддавался соблазну. А Цзяо любое его увлечение приводило в ужас. По вечерам, когда Император исчезал в других павильонах, она воображала, как вновь становится голодной сиротой, босыми ногами меряющей улицы Лояна. Одна мысль потерять своего спасителя — лодку в океане нищеты — сводила Цзяо с ума.