Имперец. Том 3
Шрифт:
— И как же зовут того умника, который решил, будто меня подстрелил Ермаков? — спросил Максим, приподняв бровь.
Тишина.
— В общем, так, — Максим звякнул приборами о тарелку. — Сто тысяч рублей тому, кто назовет мне имя этого человека, сомневающегося в моей силе. А если кто-то из вас желает нас покинуть — я не задерживаю.
Меншиков встал, так и не закончив завтрак, и покинул столовую.
Еще вчера эти люди казались ему не друзьями, нет, но соратниками. Со многими он рос, знал настолько близко, насколько
Но Ермаков был прав. Прав, зараза, как бы ни хотелось этого отрицать. Максим ничего не контролирует в своей жизни. Ни своих шакалов, ни, собственно, свою жизнь. Никогда бы Меншиков не подумал, что ему придется отстаивать собственное право на лидерство. Право, дарованное ему от рождения самим фактом появления на свет.
Но хуже всего, конечно, было то, что он сейчас находился не в лучшей форме.
— Падла! — рыкнул парень, бахнув рукой по дверце шкафа в своей комнате.
Как же это все не вовремя.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
Максим о чем-то коротко поговорил со своими людьми и ушел из столовой. Это прошло так естественно и обыденно, что окружающие потеряли всякий интерес к Меншикову буквально за пару минут. Лишь Ермаков проводил товарища мрачным задумчивым взглядом.
Впрочем, за щебетанием девчонок, бурно обсуждающих мой ремонт, вообще сложно было что-то разобрать. Я решил проявить тактическую хитрость и привлек Василису к обустройству моей квартиры на общественных началах.
Причем после фразы «Знаешь, я бы очень попросил тебя мне помочь с ремонтом. Совершенно ничего в нем не понимаю», у Корсаковой загорелись глаза. Просто «Ни слова больше, я уже рисую смету».
Врать, конечно, нехорошо, но мне проще заработать денег, чем рисовать розетки по помещениям. От последнего ремонта у меня до сих пор вьетнамские флешбэки.
Девчонки в наше отсутствие прекрасно сдружились, и теперь про ремонт слушали вообще все присутствующие.
Пацаны, простите, я не хотел.
— Господи, сжальтесь! — первым не выдержал Тугарин.
Он вообще после поездки по делам рода терпением не отличался, видимо, плодотворно прокатился.
— Поддерживаю, — буркнул обычно молчаливый Лобачевский.
Этот вообще спал чуть ли не на ходу — что-то там из техники его семейство оперативно поставляло в нашу славную армию. И как водится, со сроком «вчера» и объемом «отсюда и до обеда».
— Мужчины, — закатила глаза Нарышкина, и все три девушки замолчали, недовольно надув губки.
Это было так синхронно и очаровательно, что парни дружно хохотнули.
— Алексей, лучше расскажи, как ты, — подал голос Нахимов.
— Все в порядке, — ответил парень. — Залатали меня хорошо, рана хоть и опасная, но в военном госпитале с подобными травмами отлично
— Не переживай, это как езда на велосипеде, — хмыкнул Тугарин. — Пару раз тебя мордой в песок потыкают, и ты сразу все вспомнишь.
Парни снова заржали, вызвав недовольные взгляды наших девушек. Но тут цесаревич вклинился с внезапным предложением:
— Слушайте, — произнес Новиков, — раз мы все так удачно вернулись и относительно легко отделались, а я еще успел немного деньжат поднять у Алекса в клубе на прошедших боях, предлагаю их потратить.
— О-о-о, вот это Иван дело говорит! — оживился Алмаз, потирая ладони в предвкушении.
— Тут недавно открылся новый бар «Гардарика», — подал голос Лобачевский. — Говорят, очень атмосферное место. Подают прекрасные клюквенные настойки в числе прочего.
— Не вижу повода не наклю… Э-э-э… Не попробовать клюквенных настоек! — подхватил идею Нахимов.
— Решено! — подытожил Иван. — В шесть собираемся у центрального входа. Дамы, постарайтесь опаздывать не больше традиционного.
— Иван, ты нарываешься, — опасно прищурила зеленые глаза Нарышкина.
— На что? — миролюбиво отозвался цесаревич.
— На то, что древний женский инстинкт заставит нас с девочками подобрать тебе какую-нибудь славную невесту! — с торжествующей улыбкой предложила боярышня.
— Какие жестокие угрозы, Мария! — возмутился Иван. — Сжальтесь!
Стол снова грохнул хохотом, вызывая зависть левых и любопытство всех прочих. Ведь если люди так задорно смеются, значит, у них все хорошо, правда?
Бар «Гардарика» находился на Сретенском бульваре и представлял собой довольно большое помещение, оформленное в древнеславянском стиле. Тяжелые столы, лавки вместо стульев, стены отделаны имитацией бревен, окна с занавесками, расшитыми традиционным славянским орнаментом. Красивое, очень атмосферное место. Внутри пахло свежим деревом, хлебом и немного баней по-черному.
Барная стойка была особенно шикарна — столешница выглядела как срез цельного широкого ствола под стеклом, а в роли бармена выступал рогатый бес.
Персонал вообще был весь ряженый и задорный, как будто бы немного сам испробовал настойки. Это создавало атмосферу легкого веселья сразу на входе. Это, да еще и то, что всем входящим вручали стопку с клюковкой.
— Я такое не пью! — пискнула Василиса, с ужасом смотря на стопку с насыщенно-красной жидкостью.
— Что значит «не пью»? — возмутилась Нарышкина, опрокинув в себя напиток и зажмурившись. — Мы тут отмечаем благополучное возвращение ребят. Никаких поблажек!
Корсакова посмотрела на Демидову, ища поддержки у, казалось бы, самой разумной и трезвомыслящей из присутствующих. Но та тоже опрокинула в себя предложенную стопку и подтвердила: