Имперец. Том 4
Шрифт:
Но у княжны Демидовой всегда был особый талант получать желаемое.
— Четыре вечерних платья за две недели? — спросила женщина спокойным тоном, окидывая вошедших к ней девушек чисто профессиональным взглядом.
— И четыре костюма, — напомнила Дарья. — Возьметесь?
Швея молчала, и княжна мягко проговорила:
— Мы будем вам очень, очень благодарны.
Отказывать княжне — затея скверная, браться за работу, которую невозможно выполнить в срок — еще хуже. А потому госпожа Горяинова не спешила.
—
— Вы их кому-то уже показывали? — как бы невзначай уточнила Нарышкина, уже начав листать папку с толстыми листами с карандашными набросками.
— Только вам, — вежливо улыбнулась женщина и добавила чуть дружелюбнее: — Чай? Кофе? Вина?
— Вина, — ответила за всех Мария, раскладывая на низком стеклянном столике рисунки, сортируя их по особой женской логике.
Девушки расселись на диванчики вокруг столика и принялись тасовать эскизы, передавая их друг другу.
Василиса полагалась на более опытных подруг, а потому просто молча просматривала платья. У Корсаковой хоть и было прекрасное образование, но в модные аристократические аксессуары ее не готовили, а потому о том, как нужно выглядеть на приеме у самого императора, представление она имела смутное.
Анна же, наоборот, прекрасно понимала, что и как будет, но тоже сохраняла молчание с вежливой улыбкой на губах. Румянцева не до конца понимала, чего ей ждать от этого филиала серпентария, но Кирилл попросил наладить контакты, а Василиса ей просто нравилась своей неиспорченностью высшим обществом. А потому боярышня старалась держаться поближе к невесте Мирного. В конце концов, Александра она знала и примерно понимала, чего можно ждать от его избранницы.
— Слушайте, а может, нам снова явиться в одном стиле? — вдруг подала голос Нарышкина, когда эскизы в ее руках пошли по второму кругу. — Покажем всем наше единство, сейчас это важно.
— Важно, — согласилась Демидова, рассматривая рисунок какого-то платья на вытянутой руке. — Но шутка, повторенная дважды, уже не такая смешная. Все-таки большой прием не бал, а император не цесаревич. И если Его Величество, как и всякий мужчина, этого и не заметит, то императрица обязательно обратит его внимание на такую выходку. И я не берусь предсказать, понравится она ему или нет.
— Проверять не хотелось бы, — тихо заметила Василиса и пояснила Анне: — На студенческом балу в честь Нового года у цесаревича мы оделись в одном стиле.
— Вся Сеть пестрила вашими фотографиями, — чуть усмехнулась Анна. — Вы задали новый тренд на платья.
Василиса смущенно покраснела:
— Возможно, — произнесла Корсакова. — Но, думаю, сейчас нужно что-то более строгое…
Служанки швеи принесли вина, небольшие сладости, и эскизы платьев сделали еще круг по рукам девушек. Румянцева пригубила сладкое игристое и произнесла:
— А если одеться под рода наших женихов? Например, род Нахимовых — флотоводцы, значит, я выберу платье голубого или синего цвета. Вот… — девушка извлекла из стопки эскиз платья с юбкой, разлетающейся волной.
Пару секунд в комнате стояла задумчивая тишина, а затем Нарышкина произнесла:
— А что? Мне нравится!
И тут все синхронно посмотрели на Василису.
— А платье защитного цвета — перебор, да? — задумчиво проговорила Корсакова.
Императорский Московский Университет, Александр Мирный
— Мирный, — протянул Разумовский с таким предвкушающим видом, что у меня закрались нехорошие подозрения. — Как замечательно, что ты такой самостоятельный мальчик, что аж целых четыре стихии открыл!
— Пятую будем открывать? — оскалился я.
Пятой для меня, по идее, должна была стать стихия Дерево, и, в принципе, после многообещающей записки из Кремля я был бы не прочь обзавестись еще одним инструментом против доброжелателей. Но тренер меня обломал.
— А ты что, уже все имеющиеся отработал? — деланно удивился Разумовский. — Нет? Ну так вперед отрабатывать. Или думаешь, один раз цесаревича спас и все, больше воевать не придется?
«Теперь-то еще как придется», — мрачно подумал я.
Тренер кивнул на полосу препятствий, оставшуюся от занятий предыдущей группы.
— Твоя задача на сегодня — контроль стихий в движении, — объявил Разумовский. — Пошел!
Я вздохнул. В прошлой жизни бег с препятствиями не входил в число моих любимых развлечений. В этой как-то не случалось упражняться…
Впрочем, сейчас узнаем.
Надо отдать должное тем, кто возводил эту конструкцию. С обычной армейской полосой это произведение магического искусства не имело ничего общего. Чего только стоил ров, внутри которого горела огненная техника, и выращенный из живого кустарника лабиринт, где каждая ветка так и норовила откусить от тебя кусочек.
Но, во-первых, я не был обвешан амуницией, а во-вторых, тоже кое-что умел.
— Мирный, мать твою, полосу препятствий надо проходить, а не ломать! — заорал тренер спустя десять минут.
Я был уже примерно на середине, немного замявшись перед отвесной стеной — перелетать или проломить?
— Иди сюда! — раздраженно рявкнул Разумовский.
— Но я не закончил, — заметил я, указав на оставшиеся конструкции.
— Отставить ломать! — гаркнул Дмитрий Евгеньевич. — А то сейчас выдам топор и рубанок, будешь строить обратно по старинке!
Я с видом покаянным подошел к тренеру. Уже приготовился оправдываться, что солдату думать не положено — сказали пройти, ну я и того, прошел, как мог. Но Разумовский не намерен был слушать мой театр одного актера и махнул кому-то за моей спиной.
К нам подошла хмурая женщина с морщинами от вечно недовольного искривления губ на лице. Она могла бы быть красивой в свои сорок с чем-то, но вот этот отпечаток неудовлетворенности жизнью все портил.
— Ирочка, одолжишь своих на пару минут? — с самой обаятельной улыбкой попросил Разумовский.