Имперец. Том 4
Шрифт:
Двери распахнулись, и в зал вошел государь с семьей.
Пожалуй, выглядел Дмитрий Алексеевич получше, чем когда я его нашел на бетонном полу, но все еще недостаточно хорошо. Восстановление требовало сил, а лежать и плевать в потолок, когда у тебя на плечах огромная империя, очевидно, некогда.
На императрице произошедшее тоже отложило свой отпечаток, и даже косметика не скрывала усталости. Хотя, пожалуй, было еще что-то. Что-то, что Ее Величество тщательно старалась скрыть, но я в своей жизни видел это трижды с близкого расстояния, и изменившаяся походка
Принято объявлять о беременности в королевской семье, когда проходит минимальный порог жизнеспособности плода, возможно, сегодня будут действительно хорошие новости.
Дети — это всегда хорошо.
Император сел на трон на небольшом возвышении, его супруга разместилась по левую руку на троне поменьше и попроще, цесаревич встал за плечом отца по правую руку, а царевна — за плечом матери по левую.
На пару секунд в зале воцарилась тишина. Василиса держалась за мой локоть так, словно она тонула, а я был спасительной соломинкой. Я накрыл пальцы девушки своей ладонью, и она чуть ослабила хватку.
В целом, я понимаю, какое впечатление на нее производило происходящее. Государь с семьей практически на расстоянии вытянутой руки! Для неблагородного жителя империи просто увидеть вживую правителя — невероятная редкость, а чтобы вот так близко — практически никогда. Можно смело хвастаться соседям, знакомым и родственникам всю жизнь.
Да и, честно говоря, императорская семья не выглядела слабой или блеклой. Уставшими — да, еще не до конца восстановившимися после случившегося — тоже да, но сломленными, потерянными? Нет.
И это внушало оптимизм в подданных. Ведь пока на троне сильный правитель, в стране будет порядок и процветание, а произошедшее скоро забудется и замылится другими, более насущными вопросами и позитивными новостями.
Начало которых явно произойдет сегодня.
— Господа, дамы, — взял слово государь, обводя взглядом зал с легкой улыбкой. — Я рад видеть так много лиц здесь сегодня. Особенно отрадно, что это лица людей, верных трону и Российской Империи. Тяжелые времена были, есть и непременно еще будут. Но мы — сильны своим единством. Веками Российская Империя стоит на том, что принимает людей любой веры, любой крови. Требует немало — верности. Но и взамен дает соразмерно. И сегодня вы узнаете, как эта верность, проявленная в самый черный час для нашей страны, будет награждена.
Легкий шелест прокатился по залу — люди замерли и, кажется, даже не дышали на речи государя и теперь шуршали в нетерпении.
Раздача плюшек — это всегда приятно.
Император слегка пошевелил пальцами, и распорядитель развернул длинный свиток. Архаичненько, но атмосферненько, надо сказать.
— Боярин Нарышкин Виктор Сергеевич!
Нарышкина вызвали первым, и это понятно — он-то ответственный за внутреннюю безопасность. Зал замер в сладком предвкушении: похвалит государь за подавление мятежа или размажет по паркету за сам факт оного?
— Знаю, нелегко дались тебе некоторые решения, Виктор, — негромко проговорил государь, пристально глядя на склонившего голову боярина. — Но не все наши верные решения приятны. Знаю я и то, что в трудный для нашей страны, для моей семьи час, ты не поддался искушению, остался верным своей присяге. Нет более дорогого моему сердцу, чем старые друзья, оставшиеся рядом, в дни, когда кровь оказалась просто водой. Жалую тебе титул князя Рязанского, друг мой.
Зал не сразу очнулся, а когда раздались запоздалые аплодисменты, я кинул взгляд на Марию. Нарышкина стояла бледная с широко распахнутыми глазами.
Титул — пыль, когда государь называет тебя другом. И каждый, каждый в этом зале это услышал и передаст дальше. Дмитрий Романов наградил Нарышкина не потому, что тот убивал по приказу, а потому что тот защищал друга.
А это, как говорится, очень большая разница. И пусть теперь кто-то попробует позлословить насчет Нарышкиных.
Дальше шли разные уважаемые люди, которые отличились в подавлении мятежа, в перехвате взбунтовавшихся частей, и тут после награждения Ермакова вдруг распорядитель объявил:
— Княжич Максимилиан Павлович Меншиков!
Зал недоуменно замер. Вот уж кого-кого, а фамилию Меншикова здесь сегодня слышать желали только в качестве псины для битья.
Дмитрий Романов с несколько удивленным видом посмотрел на распорядителя:
— Княжич Меншиков?
— Максимилиан Павлович собрал людей рода Меншиковых и вывел на улицы столицы для зачистки от радикальных группировок, Ваше Величество, — кивнул распорядитель.
Его Величество задумался:
— Интересно… А что, Павел Меншиков уже не глава рода? За него наследник такие дела решает?
Зал молчал, ожидая крови. Максим, кажется, тоже что-то такое себе думал, потому что парень хоть и пытался сохранить бесстрастное лицо, брови нет-нет да и хмурились.
— Ну, Максимилиан, — обратился к княжичу государь, — раз в такое сложное для страны время из твоего рода только у тебя нашлось мужество выйти с оружием в руках защищать интересы государства… Тогда поступим так. Пиши! — кивнул он распорядителю, который жестом фокусника выудил ручку откуда-то из складок одежды. — Я, Дмитрий Алексеевич Романов, своей властью назначаю Максимилиана Павловича Меншикова главой рода Меншиковых. Предыдущий глава рода, Павел Андреевич, обязан сложить с себя все полномочия и передать их новому главе рода, Максиму Павловичу Меншикову в срок… Ну, скажем, недели.
Максим стоял, точно обухом огретый. С трудом парень выдал положенные слова благодарности и совершенно ошарашенный вернулся на место.
Такой поворот многое менял в расстановке политических сил страны. А кроме того, все понимали, что Максим еще слишком юн для главы рода, да и опыта у него маловато.
Но то у него. А вот у его тестя того опыта хоть на хлеб намазывай. Что же будет со Свободной фракцией завтра?
Впрочем, под строгим взглядом государя публика все же похлопала Меншикову, и после этого награждение перешло к более простым, но не менее важным участникам событий.