Империя дракона
Шрифт:
– Ты пытаешься совершенствовать свои таланты, но не приносишь никакой пользы нашему обществу, – с досадой заметил он. – Ты так и не сделал ни одного важного открытия, которое бы не сделал уже кто-то до тебя. Ты должен был записать значение тех знаков, которые не может истолковать никто другой. Я надеялся, что ты окажешься более прилежным учеником.
– Вы ничему меня не научили, – горячо возразил я. – Обо всем я должен был догадаться сам. Вы даже не объяснили мне для чего колдуну вдруг понадобился пленный подмастерье.
– Я слышал, у тебя был посетитель, – князь внезапно сменил тему.
– Да.
– Больше он тебя не побеспокоит. С ним уже расправились мои гончии псы!
– И я должен за это вас благодарить?
– Ты должен быть благодарен уже за то, что тебе сохранили жизнь, – длинные паучьи пальцы потянулись к моему лицу, осторожно коснулись щеки. Какое холодное прикосновение, будто по коже проползло противное липкое насекомое. Я отпрянул и прижался спиной к стене.
– Превосходно, – заметил Ротберт. – Ты совсем не похож на ровесников. Тебе уже двадцать один год, а кожа все еще гладкая, щетины не появилось. На коже ни одного родимого пятна. Это хороший знак. Твое перевоплощение будет болезненным, но быстрым.
– Что вы имеете в виду? – я с отвращением скинул его руку, ловко успевшую расстегнуть ворот рубашки. Он смотрел на мое горло с жадностью, будто хотел впиться в артерию зубами.
– Постарайся припомнить, ты когда-нибудь страдал от укусов комаров, москитов или слепней. На болотах недалеко от замка эти твари водились в избытке, – Ротберт выжидающе постукивал длинными ногтями по набалдашнику своего посоха.
Я постарался припомнить хоть что-то, что смогло бы его заинтересовать. Сопровождавшие меня пажи и оруженосцы летом часто жаловались на назойливых мошек. Однако как бы часто я не проезжал в опасной близости от болот, но не разу не стал жертвой на комарином пиру. Однажды Флориана укусил в руку взбесившейся пес. Породистая, домашняя собака ощетинилась ни с того ни с сего, но ко мне она даже не посмела приблизиться.
– Кто же я такой раз даже не ознакомившись с азами магии, уже мог творить все эти …чудеса, – я запнулся перед последним словом и вспомнил диких соколов, покорно летящих на мой зов. Как плавно они носились над башней замка. Пернатое облако никогда не уменьшалось. Все новые соколы с криком неслись со стороны моря, чтобы рассесться передо мной по перилам балкона в ожидание приказов.
Ротберт, как будто, читал мои мысли. Он понимал все без слов, строил свои тайные планы на будущие, а я все больше запутывался и ни как не мог соединить воедино части головоломки. В который раз я задал себе все тот же вопрос, зачем я понабился князю. Может, он каким-то способом узнал про мои скрытые таланты и решил использовать их в своих целях. Он был из тех злодеев, которые никогда не останавливаясь на достигнутом, стремятся к неограниченной власти и ради этого готовы прибегнуть к любым средствам.
– Запомните, вам не удастся долго продержать меня взаперти, – глупо было так прямо заявлять тюремщику о своих планах, но Ротберт и так отлично понимал, что я мечусь по темницы, как тигр по клетке и ищу хотя бы крошечную лазейку, чтобы выскользнуть отсюда. – Как только я выйду отсюда, а этот день непременно настанет, то освобожу всех остальных узников.
– От них осталась одна оболочка. Пленникам не удается сохранить много сил. Ты единственный строптивый ученик, которого давно пора было бы укротить, – процедил
– Интересно, как вам это удастся, – огрызнулся я в ответ. – Когда-нибудь вы поймете, что запирать эти замки бесполезно. Они не будут мне помехой, будь они хоть сто раз околдованы. С таким же успехом вы можете попытаться удержать ветер.
Я выговорился и теперь с ненавистью смотрел на него. Меня больше не впечатляли ни его манеры, ни его величие. Теперь передо мной стоял всего лишь тот, кто олицетворяет зло. Мрачная роскошь и чуть заметная красота, теперь казались мне всего лишь театральным гримом, способным произвести эффект лишь на близоруких. А я заглядывал дальше и видел, как сквозь его зрачки проглядывает еще более черное, почти непревзойденное коварство.
– Ты всего лишь заносчивый мальчишка, который возомнил себя героем, – жестко произнес Ротберт, но его голос заметно ослабел.
– Людям плевать на чей-то героизм, – тут же нашелся я с ответом. – Одним героем меньше, одним больше – никого это не волнует. Кому интересно будет узнать о каком-то принце, которому давно положено обратиться в прах вместе с руинами своей страны.
– Ты больше не принц, – резко отозвался Ротберт. – Не смей больше упоминать при мне о своем высоком происхождении. Запомни, у ученика чернокнижника не может быть никаких титулов. Ты всего лишь новичок в запретных искусствах и так не сдвинешься с начальной ступени, если будешь забивать свою голову глупыми мечтами, вместо того, чтобы приобретать необходимые знания.
Он нервно заходил по камере. При каждом шаге полы его длинной мантии трепыхались, подобно крыльям. Даже в темном, низком помещение ему удавалось сохранить высокомерие и непринужденность. Передо мной предстал монарх какого-то мрачного, великолепного королевства, но из его уст вместо глубокомысленных изречений потоком лились злые и расчетливые речи.
– Никто кроме меня не стал бы делать тебе никаких одолжений, – уже в который раз князь попытался воспеть свою не существующую доброту. Кажется он сам начал верить в то, что делает посторонним услуги ни за что и даже терпит при этом ущерб.
– Кем ты был при дворе, никому не нужным младшим сыном, – настойчиво звенел в тишине его голос. – Министры тебя ненавидели, вельможи чувствовали в тебе опасность. С твоей честностью и гордыней ты бы даже отказался от привилегий, принадлежащих тебе по праву и принялся бы самостоятельно подыскивать себе место в каком-нибудь полку. А там сколько бы прошло времени, прежде чем ты дослужился бы до маршелского жезла?
Я устал от наших словесных пререканий. Мне хотелось снова остаться одному и вызвать призрак баядеры или хотя бы пестрые тени тех фокусников и актеров, которых раньше я так часто видел на рыночной площади. Но в этот раз князь был слишком зол на меня. Видимо он составил для так называемого ученика совсем другой график работы и ясно дал понять, что мне пора кончать с детскими играми и приниматься за более важные дела. Разве вызвать к жизни прекрасное видение для него всего лишь ребяческая забава. Тогда что же умеет он сам. Если столь пренебрежительно относится к моим первым успехам. Я заметил, что в стенах камеры нет ни трещинки, ни даже мышиной норы, будто все специально рассчитано для того, чтобы отсюда не смогла выскользнуть даже тонкая струйка дыма. А ведь в книгах написано, что есть такие существа, которые могут превращаться в дым или серебристый пар.