Империя духа
Шрифт:
Денис почему-то обернулся на зеркало и хохотнул.
– Анализ-то прост, но и вывод, слава Богу, прост. Плюнь ты на свою мирофобию, точнее, на мир этот. Тоже мне, нашёл себе противника. Он исчезнет, а душа твоя, дух, точнее, – бессмертен. Дьявол-то изворотливей, похитрее тебя, Денис. Он-то выбрал себе помогучей супротивника, не такую мелочь, как этот мир.
Денис расхохотался. Это уже был сдвиг.
– Ну и себя ты ненавидишь в той мере, в какой ты – часть этого мира. Но в тебе же, как и в других, таится то, что не от мира сего,
– Так-то оно, конечно, так, Саша… Но не пора ли нам выпить… По рюмочке, без излишества…
– Самая пора… Только немного… Для души… А то, иначе, боюсь, ты ещё в худший мрак войдёшь…
– Хуже не бывает… Я согласен. Немного, много не нужно.
После такого небольшого, полутайного, пригубления он как будто пришёл в обманчивый здравый смысл, по крайней мере, на поверхности сознания. Всё разъедающее ушло куда-то внутрь и, может быть, ослабело. Однако после второй рюмки он сказал:
– Хорошо быть пищей для Всевышнего… Это не то, что тебя съедят бродячие собаки где-нибудь на окраине города…
– Денис, не углубляйся, – резко ответил я, – Бог внутри человека, так что… сам делай вывод…
– Ладно, ладно, молчу.
Мы закусили.
– Видишь, – добавил я, – ты повеселел… Иначе ты бы не высказал такое… Так что и от этого мира есть нечто эдакое, хорошее.
– Не говори, не говори, – Денис стал расхаживать по комнате. – Повеселиться есть причины, – и он хохотнул. – Особенно меня смешит человеческое тело, и моё в первую очередь, ибо оно под рукой…
– А что?
– А что?!
От этого невинного вопроса Денис внезапно осерчал.
– Ничего более жалкого, беспощадного и уязвимого я не видывал… Ткни, и оно распадётся. Живём мы с вами, Александр… Семёнович, в какой-то хрупкой кастрюле, где что-то вечно варится, переваривается, болит, кряхтит, шипит и щурится, и вот-вот лопнет… С таким телом не пройдёшь в иные миры… Стыдно…
– Ну-ну, – возразил я. – Тело это, как-никак, а защищает нас от очень самих по себе неприятных, обморочных порой, существ… Скинь-ка эту, как ты говоришь, «поганую» оболочку… и иго-го! Такая погань и нечисть попрёт, что и эту оболочку за царство Божие примешь…
Но я его не убедил. Денис продолжал ворчать, порой переходя на гнев полубожеский и отвечая в том смысле, что, мол, я беру худший вариант, а он лично ещё, можно сказать, полуребёнком рассчитывал на лучшее.
Помню, я старался как-то сочетать философские аргументы с юмористическим подходом, чтобы осыпать его душу густым слоем веселия, чтобы он, в конце концов, не смог копаться в ней, как в гнойной ране.
…Раздался звонок по мобильнику. Верещал какой-то девически-глупый голос, к тому же с вульгарными интонациями. Призывал он Дениса пойти в ночной клуб.
Гранов механически отказался.
– Я от своих баб скрываюсь, – заметил он с горечью. – Пора с ними завязывать.
– Они что, не из нашей, так сказать, компании?
Денис чуть не поперхнулся.
– Никак. Какое… С женщинами я ищу простоты… Сначала было ничего, но я быстро от них одурел… Ведь они требуют внимания к себе, как будто они иконы…
– Ну и сравнения… Ты уж совсем…
– Тяжело с ними… Дурею… Я, Саша, если так будет продолжаться, в кота превращусь.
– В какого?
– В обыкновенного. А может, оно и к лучшему. Родился человеком и стал жаловаться на это… а коты себя не хают, не жалуются.
Вошла Рита и повеселела, видя, что Денис мрачно хохочет.
В общем, я почувствовал, что как-то смог не только словами, но и молчком, интуитивно улучшить его раздумия.
– Мой брат слишком смел, – сказала Рита, присаживаясь за столом. – Он иногда говорит об этом мире такое, что его могут арестовать…
Денис искренне на этот раз развеселился, без мрака…
– Да ни в одной стране мира нет такой статьи, чтобы за это сажали!.. К сожалению. Но ты, Рита, обязательно предложи, в Госдуму…
Но я вмешался.
– С религиозной точки зрения, такая мирофобия выглядит богохульством… Но всегда можно сослаться на известный текст, в котором говорится, что именно дьявол – князь мира сего… Поэтому, до известной степени, хозяин здесь. Так что насчёт статьи можно не беспокоиться, даже если проживаешь в Ватикане.
Рита перевела разговор в другую плоскость.
– Девушки к брату, – сказала она, – липнут самые вульгарные, даже жутковатые… Я не хочу сказать, что с улицы, но что-то в этом есть… Почему так, Денис? Столько ведь, столько нежных, красивых женщин…
– Я об этом не думаю. Что есть, то есть…
– Они же тебе мешают думать, быть собой… это серьёзно, – не унималась Рита, – оглянись и найди…
Вечер закончился миролюбиво и даже как-то добродушно. Всё бывает…
Я возвращался поздно вечером в метро. Мне откровенно нравятся старые советские станции метро – в них есть что-то могущественное и величественное. По земным меркам, конечно. Веет духом победы над самой мощной и фанатичной армией из числа всех, которые когда-либо существовали на земле. Но лица людей – в вагонах это особенно заметно – измучены в тисках этой жизни начала 21 века.
Но, слава Богу, нет и тени отчаяния, безнадёжности, упадка. Довольно много молодых красивых женщин. Сосредоточенных на чём-то внутреннем лиц… Да, незримую войну, войну духовную, вести труднее, чем открытую, железную.
Но война незримая тоже может назваться Великой Отечественной войной, ибо уничтожение души и духа людей так же убийственно, как и разрушение страны.
Я на даче. Вечер. Соня спит на террасе. Я сижу у стола, в кресле, и смотрю в сад. Я не ожидал, что депрессия Дениса зашла так глубоко. Надо снять завесу. Пусть знает. Может быть, ему это поможет.