Империя и воля. Догнать самих себя
Шрифт:
Все сказанное мною не означает принижения Церкви и святыни православия. Наоборот, сказанное подтверждает высокую пророческую правду имени «Святая Русь». Но я ни за что не отступлюсь от следующего утверждения, пусть кто-то даже обвиняет меня за это в ереси: надеяться на то, что, пожертвовав Россией как цивилизацией, мы сохраним свою веру, свое православие — это малодушное обольщение и прелесть.
Тем более смехотворны для любого человека, преданного своему Отечеству, какие-то тезисы против драгоценности России как она есть, построенные в виде аргументов с позиции культуры, с позиций цивилизаторства и абстрактно-гуманистического совершенствования человека и социальной жизни. Здесь самообман уже совсем очевиден. Действительно, отставание в технике, несовершенство культуры и быта не являются поводом для того, чтобы поставить под сомнение наше царство Россию.
Исторически у нас нет выбора кроме новой компенсационной
Как я подчеркивал выше, понятие «нация» можно рассматривать двояко: или как некий идол, который ничего не отражает, но только требует энергии извне, или как зеркало для своего традиционного «Я», вглядываясь в которое, можно лучше постичь себя, свою природу, свои слабости и свои сильные стороны. Заглянув в зеркало, нация должна увидеть в ней не пустоту и не чужую рожу, а себя — свою кровь, свою культуру, свою традицию, свою идентичность. Увидеть не что-то одно из этого джентльменского набора, а весь набор, пусть потрепанный, пусть обгоревший в смуту, но весь. В противном случае, если зеркало ничего не отражает, а только требует медитативного внимания, магически засасывает в себя личность смотрящего, лучше его разбить; а от понятия «нация» — отказаться как не годного ни к чему доброму.
39
Подробно эта тема разбирается в моей книге: Природа русской экспансии. — М.: Лепта, 2003.
Россия и на этот раз не погибнет, не растворится, выйдет на новый виток своего развития. Она вновь постыдит всех воронов, каркавших о необратимости ее сворачивания и ликвидации. Россия уже неоднократно являла миру чудеса компенсационной экспансии. Явит их и на этот раз.
Цивилизационный материк
Наш выдающийся историк В. О. Ключевский писал: «Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни было тяжко его унижение, но пробьет урочный час, он соберет свои нравственные растерянные силы и воплотит их в одном великом человеке или нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им временно прямую историческую дорогу» [40] . Знаменательны эти слова о возвращении на свою дорогу, на свою покинутую траекторию. Эти слова не могут не отозваться в каждом русском сердце — потому что нам свойственно видеть причину собственных неурядиц, в конечном счете, в себе самих.
40
Ключевский В. О. Очерки и речи. Второй сборник статей. Петроград, 1919. С.19.
Нация не какая-то плоскость, не усеченность народной жизни до одного поколения, тем более до физических потребностей и интересов «этих людей». Нация — это национальная традиция, которая живет в людях. Эта традиция разворачивается в цивилизацию, пока она живет, и сворачивается в библиотечно-антикварное наследие, когда умирает. Если традиция в конкретных носителях русского начала утрачена, если механизм ее регенерации сломан, если люди «устали» быть русскими, устали от сложности национальной жизни — то их формальная «русскость» становится не конструктивным, а деструктивным фактором для России-цивилизации и нации как таковой. Эти люди, спасая свое частное правовое пространство, ограждая свои «шкурные» интересы — готовы пожертвовать в том числе и самой «шкурой нации».
Сегодня вопрос, определяющий как историософски, так и идеологически смысл русского национализма — это отношение к 1991 году. Если мы принимаем как аксиому конец русской цивилизации (существовавшей на тот момент в формате СССР), то мы — пост-русские. Иными словами, при сохранении всего набора принадлежности нации, мы этой нацией уже не являемся. Если же поражение 1991 года мы не признаем окончательным, значит нас еще рано хоронить.
Попытка столкнуть Россию в новый срыв «демократизации» и вестернизации, своего рода повтор 1991 года, может оказаться на этот раз уже окончательным и безоговорочным нашим поражением. Мобилизационный же проект, проект восстановления царства России будет выглядеть как диктатура развития, достаточно жесткая и бескомпромиссная. Внешне сегодня мне видятся два анти-проекта, призванных не допустить перерастания путинского либерально-консервативного балансирования в национальную диктатуру. Во-первых, это проект «преемник президента», который под видом надуманной «проблемы 2008» аналитики и политтехнологи обсуждают уже около 4 лет (начали обсуждать еще до того, как Путин был избран на второй срок). Здесь все дело в том, кого удастся протолкнуть в преемники и какими обязательствами его повязать. Во-вторых, это проект спасения демократии и европейского выбора России неконституционным путем (вариант 1993 года) — по аналогии с «цветными революциями». Наиболее вероятный сюжет этого рода — объявление о фальсификации президентских выборов. Так или иначе, оба сценария строятся в привязке к выборам 2008 года.
Что же касается будущей диктатуры, то как всякая диктатура она будет основываться на данностях, а не на заданностях. Эта диктатура будет имперской и одновременно национальной по определению. Несомненно, она будет более национальной чем большевизм. Но, вероятно, менее национальной чем Московское царство Иоанна Грозного, относившееся к покоряемым инородцам не как к конкурентам, а как к сиротам, которых нужно пожалеть и усыновить — но после полного военного разгрома.
Говоря о самостоятельности и суверенности своей родины, мы ведем речь о статусе особого «человеческого материка». Россия сильно отличается от других исторических миров, у нас особый, уникальный, ни на что не похожий цивилизационный континентальный климат. Внешний мир не столь дружелюбен к нам, как того хотелось бы. Но есть в нем и незадействованный потенциал комплиментарности по отношению к России и русским, который особенно велик на Востоке и юге, среди бедных и беднейших обществ. Запрос на братские отношения, на идеологию новой справедливости и милосердия в массах азиатских обществ, в странах Третьего мира огромен.
Есть поле для работы и с западными народами — но там ситуация сложнее, а комплиментарность может быть вызвана не столько открытостью с нашей стороны (которая на данный момент чрезмерна), сколько способностью быть сильным. В любом случае, и на Западе, и на Востоке проецируемые русские братство, правда и милость должны основываться на мощи, на убедительной силе, на способности одерживать победы. На сегодня симпатии с Западом, напротив, строятся на основе слабости, зависимости России, заискивания нашей элиты перед сильными, богатыми и цивилизованными, пасующего и пассивного жеста в ответ на коварство и двойные стандарты.
На алтарь сближения с Западом русские неоднократно приносили слишком большие жертвы. Пора становиться взрослее — и на этот раз стать уже взрослее навсегда.
Царство Россия превыше всего.
Опричнина — модернизация по-русски
Глупцы только, которые не знают обстоятельств его времени, свойств его народа и великих его заслуг, называют его тираном.
17 февраля 2010 года в Институте динамического консерватизма прошел круглый стол об актуальности опричнины. Он дал неожиданные результаты. Как минимум, настоящим событием в нашей социально-исторической мысли явилась работа А. И. Фурсова «Опричнина в русской истории», получившаяся на основе сделанного им доклада. Несомненно, глубокими и нетривиальными были также выступления Максима Калашникова, Александра Елисеева, Егора Холмогорова и других участников. Началась заинтересованная полемика как противников, так и сторонников «новой опричнины».
Что касается статьи Фурсова, то в ней впервые столь отчетливо была показана исключительная сложность опричнины XVI века, нестандартность ее как политической инициативы, целенаправленно преображающей властные и социальные отношения. Кроме того, Фурсов убедительно показал положительную сторону внутренней связи опричнины и нео-опричнины в русской истории, а также диалектику трех полюсов русского государства: олигархии, опричнины и самодержавия, — диалектику, рисующую лицо России как своеобразное, ни на что не похожее. (Замечу в скобках, что опричнина выступает как своего рода «странный аналог» демократизации власти, русское прочтение демократического принципа, не фантазийного, не манипуляторского, как современная «демократия», а реального рабочего принципа — «к народности через чрезвычайку».)