Империя инков
Шрифт:
Где же находят верховные органы управления столь необходимые им независимые источники власти? Во-первых, они обеспечивают себе самостоятельность, создавая своего рода «запас» переданной снизу власти, приобретая тем самым возможность маневра. Здесь и прямая концентрация разнообразных ресурсов, и прежде всего, продовольствия (а в наши дни также топлива) на государственных складах, и создание подчиненных правительству профессиональных воинских отрядов, и, не в последнюю очередь, накопление авторитета, кредита доверия, которым пользуется правитель. Чем больше проходит времени между волеизъявлением членов общества и ответными действиями центра, тем труднее бывает определить конечный источник власти. И все же никакой кредит не бессрочен. Если вся сосредоточенная наверху власть образовалась в конечном итоге из тех ее «порций», которыми наделили центр тысячи и миллионы людей, непосредственно контролирующих среду, положение правителя не будет прочным. Он
Любой централизованный коллектив, таким образом, есть непременно открытая система (т.е. обменивающаяся энергией с «внешней средой»), в которой руководство черпает часть власти извне, контролируя источники энергии, находящиеся за пределами среды обитания коллектива. Отсюда, кстати, следует оптимистический вывод: глобальная империя, всемирное правительство, лишающее свои «отдельные элементы» независимости и даже автономии, невозможны, ибо вся власть, которой центр в этом случае располагал бы, должна была бы оказаться получена «снизу». Социальные фантасты типа Дж. Оруэлла и А. А. Зиновьева это, кстати, учитывали: в их антиутопиях мир разделен на несколько враждующих тоталитарных государств. Лишь гипотетическая встреча с внеземной цивилизацией может принципиально изменить положение.
Кока-Мама и Первый Инка, осматривающие свои владения
Говоря о зависимости жестко централизованных систем от независимых источников власти (т.е. не зависящих от влияния управляемых), важно отметить, что речь здесь идет не только о чисто материальных ресурсах (например, о той же концентрации в руках государства дефицитного сырья и разного рода престижных изделий). «Внешнюю» опору создает и сакрализация власти идеологическими средствами: благодаря этому в сознании подданных она предстает как священная, раз и навсегда данная свыше, не нуждающаяся ни в согласии на нее людей, ни в каком-либо «общественном договоре». В этих условиях сомнения в праве элиты принимать решения рассматриваются как кощунство, а само благополучное существование народа признается благодеянием государственной власти и ее неоценимой заслугой: так, у инков, например, ритуальное руководство земледельческими работами как бы обеспечивало саму возможность получения людьми пропитания.
Можно предполагать, что монополия на «тайное знание» была одним из важнейших способов удержания элитой власти в Древнем Перу, точнее, в тех обществах, которые существовали там ранее II тыс. н.э. Об этом в частности свидетельствует не просто использование в ритуалах вызывающих галлюцинации сильных наркотиков, но и демонстративное изображение соответствующих галлюциногенных растений и предметов для их использования на каменных монолитах, изделиях из золота, парадных тканях и т.п. Монополия на «тайное знание» опасна тем, что при определенных условиях ценность такого знания может быть поставлена обществом под сомнение и тогда вся социально-политическая система разваливается. Видимо, это и произошло в Центральных Андах сперва в середине I тыс. до н.э., а затем на рубеже I и II тыс. н.э. В эпоху инков контроль элиты над «тайным знанием» сохранялся, но перестал играть ту основополагающую роль, которую он играл раньше. Вместо этого на первый план вышли более прагматические формы утверждения власти – регулирование производства продуктов потребления и контроль над движением престижных изделий, таких как металлы, редкие раковины и ткани.
Для поддержания власти важна и возможность психологически обеспечить единство людей, противопоставляя всех членов данной общности неким внешним, чуждым и враждебным силам. Без «образа врага», без имитации «осадного положения», никакая простая, иерархически жестко построенная централизованная система долго не просуществует. Она либо (при редких благоприятных условиях) преобразуется
Растущая интеграция – не единственная тенденция в развитии общества. Совершенствование технологии делает формы контроля человека над средой, а следовательно, и источники власти разнообразнее. Появляется все больше независимых «доменов» власти (термин Адамса), высокая позиция в одном из которых вовсе не гарантирует господства в других. Один и тот же человек может быть политическим деятелем и одновременно физиком или же писателем, но в каждой своей ипостаси он создает разные, не связанные непосредственно одна с другой сферы влияния на людей. Общества с обилием независимых доменов власти не только сложнее, но и динамичнее тех, в которых рычаги воздействия одних людей на других однообразны и находятся в руках немногих. Такие общества могут быстрее реагировать на изменения среды, изыскивать новые средства ее использования, новые ресурсы и, следовательно, более конкурентоспособны.
Освоение новых источников энергии и расширение производства само по себе привело в древности не к изменению социальных структур, а всего лишь к росту населения, увеличению его плотности вплоть до того максимума, который был возможен при данном типе хозяйства в данной среде. Впрочем, и в наше время глобальные последствия технологической революции точно такие же. И лишь после того, как много больше, чем раньше, людей оказывалось втянуто в регулярные контакты друг с другом, менялся сам характер контактов: возникала более сложная, нежели прежде, общественная иерархия, формировались более крупные и сложно организованные коллективы с разной степенью централизации. Этнологи и социологи много внимания уделяют изучению факторов, ускоряющих или замедляющих подобный процесс. Однако все эти факторы теряют значение, если оказывается невозможным существенно увеличить поток потребляемой энергии. Уровень развития отдельных обществ в конечном итоге определяется поэтому обширностью известных и доступных ресурсов, т. е. особенностями окружающей среды и развитостью технологии, а также интенсивностью связи и обмена с другими человеческими сообществами.
Становление хозяйственных основ перуанской цивилизации
Для того чтобы осмыслить ход эволюции общества, необходимо, таким образом, прежде всего оценить изменение энергетического потенциала культуры, а затем выяснить, что за коллективы существовали на данной территории в отдельные периоды, насколько они были велики, сложны и централизованы. Если говорить о древнем Перу, то в грубом приближении археология способна сейчас дать ответ на оба эти вопроса. Начнем с пищевой и технологической базы центральноандской цивилизации.
До возникновения производящего хозяйства люди жили за счет ресурсов дикой флоры и фауны. Это был легкодоступный, но крайне ограниченный источник энергии. Вместе с тем возможности для охоты и собирательства на западе Южной Америки можно оценить как благоприятные. Здесь было много копытных животных, прежде всего, оленей и гуанако, а некоторые из дикорастущих растений оказались пригодными к окультуриванию. Так, остатки фасоли обнаружены в пещерных стоянках уже в слоях VIII тыс. до н.э. Не позже X тыс. до н.э. люди научились регулярно использовать сезонные ресурсы разных природных зон, которые в Андах расположены недалеко друг от друга. Во всяком случае на крайнем юге Перу небольшие группы людей передвигались от побережья океана до высокогорья. Обитатели горных районов центрального Перу примерно с VII тыс. до н.э. стали развивать такие методы охоты на викунью и гуанако, которые в итоге привели к одомашниванию этих животных, т. е. превращению их в альпаку и ламу. И все же в целом экономика Центральных Анд продолжала оставаться присваивающей. Перелом произошел в конце IV – начале III тыс. до н.э.
На побережье океана он был вызван прежде всего распространением рыболовства. «Морская» теория становления центральноандской цивилизации была создана в 1970-х годах американским археологом М. Мосли и поддержана многими специалистами. Как уже говорилось, перуанские воды исключительно богаты рыбой, особенно анчоусами. Вылов всего лишь одного процента этих запасов в год обеспечивает существование более ста тысяч человек – и это без каких-либо дополнительных источников питания. Эффективный лов возможен, однако, лишь мелкоячеистой сетью с лодок. В IV тыс. до н.э. на побережье Перу начали выращивать хлопчатник. Именно освоение техники плетения сетей из хлопчатобумажного волокна и привело, по всей видимости, к внезапному расцвету прибрежной культуры с рубежа IV и III тыс. до н. э. Лодки же стали делать из тростника, а поплавки к сетям – из легких плодов тыквы-горлянки, которую научились разводить еще раньше хлопка. Хотя по мере развития земледелия и скотоводства приморские районы Центральных Анд теряют то исключительное положение, которое они занимали в IV-II тыс. до н.э., рыболовство и по сей день составляет одну из основ перуанской экономики.