Империя отходит от края
Шрифт:
— Здрасть, Вячеслав Петрович, вызывали?
— Не вызывал, а приглашал. Ну здорово, Сорокалет, вот ты значит какой, дочка мне все уши про тебя прожужжала…
— И чего Света жужжала-то, — осторожно поинтересовался я, — хорошее или не очень?
— Ну ясное дело хорошее, как ты там в этом колхозе всех на уши поставил со своей машиной, а потом сложные агрегаты какие-то чинил одним пальцем…
— Да ладно, там и дел-то всего было инструкцию внимательно прочитать, а потом два провода перекомутировать да один датчик подправить, — заскромничал я.
— Ну другие-то не смогли это дело подправить, да еще медаль эта, сколько лет тут работаю, ни одного студента с медалью не видел, ты первый будешь, так что кончай скромничать и приступай к делу.
— К какому делу? — не успел испугаться я.
— У нас на факультете есть опытная лаборатория, туда привлекают самых перспективных студентов, вот ты на мой взгляд перспективнее некуда, раз такие дела творишь — так что вливайся по полной, прямо с завтрашнего дня.
— Вячеслав Петрович, — прижал я к груди руки, — если вы думаете, что я откажусь, то это зря, согласен со страшной силой, я о таком можно сказать с детства мечтал.
— Ну и ладненько… может чайку хочешь?
— Было бы очень кстати, с утра ничего не ел-не пил.
Декан вызвал секретаршу и она быстренько принесла два стакана чая и какие-то печеньки в блюдечке. Отхлебнул немного, покрутил в голове одну идейку и решил, что была — не была…
— А хотите я расскажу, как я на самом деле спас того несчастного утопающего?
— Ну-ка, ну-ка, — насторожился декан, — то есть там какие-то подводные камни были?
— Были камни, Вячеслав Петрович, и подводные, и наземные, всякие…
И я без остановки вывалил ему свою уже накатанную версию с вещим сном и газетой за 8 сентября, со всеми подробностями выкатил, включая захватывающую историю про нечерноземное путешествие на перекладных из Анютина до Тамбова. Битых полчаса вываливал. По окончании он сказал:
— Хм… интересно, но зачем ты мне все это рассказал-то?
— А затем, Вячеслав Петрович, что вчера у меня был еще один примерно такой же сон, да…
— И чего там в этом сне было?
— Сегодня ночью сгорит все правое крыло первого корпуса… да-да, то самое, где скульптуры колхозниц и рабочих на крыше стоят. Будет замыкание в проводке на втором этаже, часов в 9-10 вечера, огонь перекинется на занавески, а сигнализации там сроду не было, так что заметят это, когда уже поздно будет. Такие дела.
Петрович нервно забарабанил пальцами по столу, встал, прошелся до двери и назад, потом сказал:
— Ну и что ты предлагаешь?
— Вы же не хуже меня понимаете, Вячеслав Петрович, что если я щас пойду к комендату этого первого корпуса и вывалю все это как есть, то в лучшем случае посмеются и скажут, гуляй, мальчик. А в худшем сами наверно знаете что сделают…
— А мне ты значит не испугался все это рассказать?
— А вы человек вполне вменяемый и разумный, вам можно.
Петрович вторично побарабанил пальцами, покрутил пепельницу, потом закурил Родопи, предложил мне, я сказал, что не курю.
— Ну и что ты предлагаешь сделать, Сорокалет?
— Все просто, как апельсин — мы с вами вечером идем в тот корпус (одного-то меня не пустят, а с вами запросто) за каким-нибудь серьезным делом… надо придумать за каким, это важно… там, в этом корпусе, есть хоть что-то, относящееся к радиофаку?
— Ну допустим есть… каморка одна наша есть, со списанными осциллографами.
— Вот туда значит и идем, потом сидим и ждем начала возгорания, а потом героически все тушим и получаем плюшки.
— А если не загорится ничего? И когда оно там начнется-то, по твоему сну?
— После 9 вечера, точнее не понял. А не загорится, значит спокойно возвращаемся по домам, и вы можете с полным правом считать меня несерьезным балаболом всю оставшуюся жизнь. Ну сами подумайте, Вячеслав Петрович, что вы теряете, если ничего не будет? Да ничего. А если что-то будет, приобретете очень много… к тому же вам наверняка скучновато сидеть тут день за днем, а тут такое приключение… соглашайтесь, а?
…и за отвагу на пожаре
— Стоп, — резко сказал декан, — ну что ты мне тут сказки какие-то рассказываешь, не бывает таких снов в реальности, это все поповщина какая-то и голимая мистика, а мы должны стоять на твердой так сказать марксистско-ленинской позиции.
Ну тут я выложил на стол свой последний аргумент, в буквальном смысле выложил — вытащил из кармана и положил перед деканом свою медальку с синенькой колодкой:
— А это вот бывает в реальности — сколько, вы говорите, студентов с медалями у вас училось? Что на этот счет марксизм-ленинизм говорит?
А потом подумал и добавил:
— Маловероятные события, Вячеслав Петрович, не происходят, это нам твердо говорит теория вероятностей. Если же такое событие все-таки произошло, то это только всего и значит, что вы оценили его вероятность неправильно… если медаль произошла, вот она перед вами лежит, то почему бы и пожару тоже не? Оба события так сказать из одного так сказать временного ряда…
Вячеслав Петрович надолго задумался и после продолжительного барабанного соло на пальцах сказал, что хрен с тобой, Сергуня, давай посмотрим, что из всего этого выйдет, при этом в глазах его заиграли явственные чертики — азартен ты, Парамоша, как я погляжу… ну да я и сам такой. Договорились встретиться в 8 вечера здесь вот, в деканате, корпус еще открыт будет, последняя же пара заканчивается в 20.05, если я все правильно помню. А я тем временем потихоньку собрался домой, надо ж книжки эти истпартовские прочитать и законспектировать, нехорошо начинать учебную деятельность с игнора требований преподов.
Обратная дорожка была легка и приятна, никому в середине дня на Автозавод ехать было не надо. Пока ехал, раздумывал, как бы можно было облегчить студенческую логистику туда в первую смену и обратно во вторую… ничего не придумал, но ячеечку в мозгу под это дело завел, может потом чего-то и упадет туда.
А дома поел конечно, уныло глядя из кухонного окна на пустую доминошную скамейку, а потом в читальный зал пошел, он у нас в соседнем доме. Там сначала надо было записаться, пришлось возвращаться за паспортом, и только после этого мне выдали требуемые тома ПСС Ильича, все две штуки — «Развитие капитализма» в 3 томе, а «Что, мать его, делать» (с подзаголовком «Наболевшие вопросы нашего движения») в 6-м. С трудом подавил в себе желание ответить на наболевшие вопросы стереотипным «Наболело — полечись» и сел за столик в углу большого зала, по случаю понедельника народу в читалке почти что и не было совсем.