Империя Смерти
Шрифт:
– Ты верно уловил суть, но мой алгоритм выдает несколько побочные с точки зрения частной выгоды, анализа известного набора переменных, хоть и достоверные математически, результаты.
– Похоже на то, что ты пытаешься мне объяснить, что, по сути, являешься богом и с помощью своего алгоритма можешь прозреть истинную суть вещей, – сомневается Даниил.
– Я владею алгоритмом бога – по крайней мере, его прототипом, – уверенно, с неприличным энтузиазмом мегаломаньяка говорит Денис, в его теле и взгляде уверенность, и он, безусловно, пьян.
– Ты ищешь математические доказательства тому, что все хотят умереть на основе больших данных, пока твои коллеги убиваются ради того, чтобы найти уязвимость, обойдя очередной файрвол и, таким образом, найти источник доходов.
– Верно,
– И что ты собираешься делать с новоприобретенными властью и знаниями? – иронизирует Даниил.
– Я бы хотел освободить людей и подарить им вечную жизнь, – без тени смущения отвечает Денис.
– Ты не считаешь, что твои намерения и выявленные тобой обстоятельства противоречат друг другу?
– Да, они определенно разнятся.
– И как ты тогда собираешься реализовать свое желание?
– Нынешний плачевный результат просто функция от кода, лежащего в основе работы общества. Я всех, в том числе и тебя, воскрешу после их смерти, часть людей (согласно их воле) превратив в фемтороботов, чтобы они могли свободно бороздить вселенную, – в голосе скользит все та же инфантильная уверенность, энтузиазм и определенность.
Это был бы очень интересный разговор для Даниила, если бы он не переживал его уже много раз, во множестве вариаций. Денис был так убедителен в состоянии «мессии», что, когда он входил в него, Даниил начинал сомневаться в здоровье друга и испытывал желание с ним срочно распрощаться. Сейчас Даниил собирался заехать в клуб, по крайней мере, это было оправданием, благодаря которому он мог без зазрения совести оставить Дениса.
Зарождение стремления к опровержению.
Спустя день Даниил ехал на автомобиле, всматриваясь через стекла, отделявшие его от холодного и сырого воздуха, в город, над которым сгущалась ночь, изъязвляемая ранами искусственного света. Реклама, небоскребы, башни, церкви выглядели хаотично собранными и склеенными друг с другом останками разных реальностей. Все живое было инкапсулировано, покрыто асфальтом или бетоном. По дорогам вместо крови двигались тяжеловесные и грязные автомобили.
Склонность Дениса выражаться витиевато усиливалась с возрастом вместе с его аккуратностью в определенных областях, доходящей до подозрительности, и полной нечувствительностью к беспорядку в других сферах. По выраженности этих маркеров в поведении Дениса можно было судить о степени давления, под которым он находился: чем тяжелее ему было, тем больше его речи и даже поступки напоминали речи сумасшедшего или, по крайней мере, речи человека из далекого будущего, и тем более неочевидным и витиеватым становилось его поведение. Денис постоянно трудился над созданием прикрытий для своих намерений, препятствий для отвода глаз, а в своей обыденной жизни – демонстрацией ложных черт личности, привычек, дел и областей собственного интереса. Даниил вел себя во многом сходным образом, отчасти из-за своей гомосексуальности, отчасти из-за своей деятельности, и поэтому понимал, что противоречивость поведения Дениса объяснялась не столько несовместимостью его внутренних импульсов, сколько была приспособлением к противоречиям в окружающей среде; таким образом, привычка просчитывать все варианты развития ситуации на много ходов вперед и инертность соседствовали в Денисе с импульсивностью, расточительностью, невоздержанностью, его величайшая ипохондрия и педантичность, которую он демонстрировал в иных обстоятельствах, с полным равнодушием к беспорядку и даже собственной жизни, неаккуратностью и даже неряшливостью в этих сферах.
Даниил приехал в клуб, осмотрел заведение, просмотрел пару бумаг, поздоровался и дал распоряжения работникам, в частности, Рейн, после чего, пройдя через ВИП-зал или второй зал, поднялся наверх и заперся в своем кабинете. Даниил занимал в клубе, в котором, по возможности, предпочитал проводить большую часть времени и который служил ему офисом и частично домом, но из которого ему периодически приходилось выбираться в бизнес-центр по соседству, собственный коттедж или по случаю разъездов, два кабинета или помещения. Одно было небольшой коморкой на первом этаже, где он занимался текущими бытовыми делами. Второе помещение было его личной комнатой. Даниил, придя туда, заварил себе чай с молоком, используя для этого закруглённую легкую чашечку кремового цвета, похожую на полую жемчужину, окантованную золотом, и чайник, выполненный в сходном стиле, его личный сервиз, который он использовал каждый день, и который стоял тут же, в буфете.
Даниил сел в кресло, положил ноги на пуфик, затем, расслабившись и немного переведя дух, стал изучать переданный ему манускрипт. Это, как он и предполагал, оказалось тяжелым испытанием. Даниил понял с налета только малую часть представленных расчетов и выкладок. Он внимательно просмотрел пару первых листов, затем всю работу целиком, чтобы понять структуру, затем снова стал изучать работу сначала. Таким образом, он провел часа три, после чего встал и пошел здороваться с посетителями, чтобы проявить себя как радушный хозяин, поговорил с барменом, красивой длинноногой блондинкой, юристом по образованию, которая должна была угостить напитками музыкантов после выступления.
Слоняясь по клубу, вступая с опьяненными гостями, все менее ясно различающими грань межу реальностью и галлюцинацией так, что их поведение иногда представало почти непостижимым для стороннего наблюдателя, в поверхностные беседы, собирая сплетни и организуя мелочи, Даниил прибыл обратно в комнату, тогда как утренняя заря затаилась снаружи, не в силах пробраться в помещение без окон.
Пересев за стол и снова уставившись на работу Дениса, Даниил начал бормотать и мотать головой. Его длинные волосы растрепались. В работе последовательно анализировались различные данные, извлекавшиеся программой из сырых данных по специальному алгоритму. Один набор сопоставлялся с другим, к нему привлекался третий и так далее, практически до бесконечности, пока не конструировалось множество ситуаций и не выделялось несколько переменных, на основе которых проводился дальнейший анализ. Алгоритм Дениса представлял сложную систему перевода массивов данных из одной системы в другую, выделения закономерностей и осуществления моделирования, основанного на различных способах анализа. Система в целом была красивой, и превосходила существующие аналоги, однако, ее прогностическая ценность была сомнительной, и она выглядела скорее, как очень сложная шутка.
К действительно зафиксированной информации, данным, добавлялись вымышленные данные разного типа, которые симулировались отдельно и включались в анализ и моделирование для повышения надежности результатов. В конце концов, в результате манипуляций действительно выделялся определенный прогностический механизм, связанный с окружающей действительностью, который, однако, предсказывал и без того понятные, очевидные и, скажем так, побочные относительно какого-либо функционального применения обстоятельства, выдавал целый набор, в большинстве своем бесполезных или плохо переводимых с языка математики на язык событий, данных, которые вряд ли существовали в мире значимых для человека и видимых им явлений. Однако, Даниил испытывал не до конца ясный ему трепет, когда знакомился с этими результатами.
Последующие недели текли для Даниила, как во сне. Реальность по неизвестным причинам померкла и, таким образом, он во многом примкнул к посетителям собственного заведения, рядом с которыми предпочитал находиться как с домашними животными, торчал только потому, что не любил оставаться один.
Продолжая знакомиться с тонкостями исследования, Даниил на самом деле нашел, что все множество созданных Денисом математических конструкций, объединенное и обобщенное, кажется действительно можно было представить как то, что Денис упрощенно называл всеобщим, но, пожалуй, неявным, желанием умереть, по крайней мере, исходя из конечных результатов по отношению к смоделированным системам, взятым для анализа. Действительно, это выражение наиболее просто описывало все то сложное переплетение из расчетов и данных, которое получалось на основе обобщения сведений и каждый раз представлялось в результат обработки на программном языке.