Империя степей. Аттила, Чингиз-хан, Тамерлан
Шрифт:
Два военных похода Као Шен-цзе на запад Памира явились апогеем китайской экспансии в Центральной Азии эпохи династии Тан. В то время Китай владел всем бассейном Тарима, Или и Иссык-Куля и был сюзереном Ташкента; Китай доминировал над памирскими долинами, был покровителем в Тохаристане, Кабуле и Кашмире. В своей резиденции в Куче Као Шен-цзе имел статус китайского вице-правителя Центральной Азии.
Неожиданно все рухнуло из-за того же Као Шен-цзе, который завел так далеко китайскую армию.
Конец владычества династии Тан в Верхней Азии (751)
Тюркский правитель или тудун Ташкента, которого по-китайски звали Кьюпише неоднократно склонял голову перед Китаем (743, 747, 749). Однако в 750 г. Као Сьенчэ, в то время «покровитель», т.е. губернатор или имперский комиссар Кучи, сделал ему упрек за то, что тот не выполнил своей миссии по охране подступов к Китаю. Као Сьенчэ отправился в Ташкент, отрубил голову тудуну и присвоил его богатства. Подобный акт насилия спровоцировал восстание в западной части этого региона. Сын казненного тудуна обратился за помощью к тюркам-карлукам, которые проживали в Тарбагатае и на Урунгу, начиная от восточной окраины озера Балхаш до Иртыша, а также попросил поддержки у арабских гарнизонов в Согдиане. Арабский генерал Зиад ибн Салих, который, кстати, усмирил последний бунт в Бухаре, прибыл с юга, тогда как карлуки пришли с севера. В июле 751 г. Као Сьенчэ был разгромлен
[268]Chavannes, Documents 142 (tradduTang dioi) et 297. Barthold, Turkestan, p. 195-196.
[269]См. Barthold, Turks, Enc. Isl., 948-949.
Вполне возможно, что поражение китайцев в Таласе можно было как то преодолеть, но это стало невозможным по причине восстаний, внутренних распрей и потрясений, которые характеризовали Китай в период конца правления Сиюаньцзуна. Китай, охваченный восьмилетней гражданской войной (755-763), разом потерял империю Верхней Азии.
Уйгурская тюркская империя
Во главе восстания, которое едва не погубило династию Тан, стоял предводитель, кондотьер из киданей, т.е. монгол на службе у Китая по имени Ань Лушань. Этот наемник, одну за другой, овладел двумя китайскими столицами: Лояном и Чанъаном, тогда как император Сиюаньцзун сбежал в Сычуань. Сын Сиюаньцзуна, император Сутцзан (756-762), предпринял попытку вернуть под господство Китая утерянные государства. Он обратился к тюркам-уйгурам, господствовавшим тогда в Монголии. [270]
[270]Правитель Хотана, Вей-чо Шуи (из династии Вей-чо) прибыл также с воинским контингентом, чтобы помочь династии Тан в борьбе против восставших.
Мы знаем, что в 744 г. уйгурские тюрки сменили восточных тукю в монгольской империи. Уйгурский каган, прозванный китайцами Моюнчо [271] или Коло каган (745-759), принял просьбу императора Сутцзана. В знак благодарности ему предложили в жены китайскую инфанту. Уйгурская армия, пришедшая из Монголии, объединила усилия с войсками императора Китая и помогла в значительной степени отобрать у восставших город Лоян (757). Император Сутцзан отблагодарил уйгурских правителей почестями и титулами и пообещал до их ухода ежегодно выдавать им 20 000 кусков шелка. Но тем не менее, гражданская война в Китае так и не завершилась. Другие восстания создавали новую угрозу династии Тан. Преемник Моюнчо, новый уйгурский каган, называемый китайцами Тэнгли Мэую (759-780), обманутый посланниками восставших, планировал вначале воспользоваться замешательством династии Тан. [272] Он даже выступил со своей армией в направлении Китая, с намерением соединиться с восставшими, но на пути ловкому китайскому дипломату удалось убедить его изменить мнение и он вновь заключил союз с империей Китая и для нее же он вырвал Лоян у восставших (20 ноября 762 г.). Он, впрочем, вполне намеренно разграбил город. Если, без всякого сомнения, он и спас династию Тан, он становился весьма не удобным покровителем и достаточно опасным союзником. Наконец, в марте 763 г. он отправился обратно в Монголию.
[271]Под этой китайской транскрипцией Мо-юн-чо, Шлегель гипотетическим путем восстановил тюркское имя Моюнчур, что по замечанию Пельо, звучало бы как Баянчур (Pelliot, A propos des Comans. J. A. 1920, 1,153). Титульное наименование того же принца следующее: Тангрида куш болмиш ил итмиш билге каган. Между Орхоном и Селенгой, в долине Оргута была обнаружена его могила с надписью, сделанной еще на основе древнего тюркского алфавита или алфавита «рунического». См. Ramstedt, Zwei uigurischen Runeninschriften in der Nord-Mongolei, Soc. finno-ougrienne, Helsingfors, XXX, 1913 et Chavannes, Toung-pao 1913, 789.
[272] В манихейском фрагменте и на надписи Карабалгасуна, примерно в 820 г., этому кагану дан ряд определений: «Улугилиг (великий правитель), танри- да кут болмиш (получивший величие от Неба), ардамин иль тутмиш (владеющий царством благодаря своим заслугам), алп (героический), кутлуг (величественный), кулуг (славный), бильга (мудрый)» (F. W. K. Muller, Uigurica II, 95.
Длительное пребывание уйгурского кагана в Лояне имело важные последствия с духовной точки зрения. Он познакомился там с манихейскими миссионерами, несомненно согдианского происхождения, которых он забрал с собой в Монголию и которым удалось обратить его в манихейскую веру. Эта древняя персидская религия, появившаяся из любопытного маздеистско-христианского синкретизма, который преследовался арабами в Ираке и Иране, получила неожиданно подарок судьбы: обратить в свою веру уйгурскую империю, находившуюся в зените своего могущества, хозяина Монголии, союзника Китая. Манихейство стало даже государственной религией уйгуров. Имя этого же самого кагана в 759-780 гг. в надписи Карабалгасуна звучало как «излучение Мани», захаг и Мани. Высшее должностное манихейское лицо – муче(кит. транскрипция титула можакпо-согдийски и можэна пехлеви) стало в стране уйгуров главой новой государственной церкви. [273]
[273]См. Chavannes et Pelliot, Un traite manicheen retrouve en Chine, J. A. 1913, 190, 195-196.
Политическое влияние манихейского духовенства стало быстро возрастать. Китайский текст той эпохи династии Тан гласит, что «уйгуры постоянно советуются с манихейцами по государственным вопросам».
Уйгурская империя стала господствующей силой Верхней Азии при последующих каганах. Альп Кутлуг, которого китайцы называют Хо Кутулу (780-789), просил в жены китайскую инфанту и получил согласие. Императорский двор Тан ни в чем не мог отказывать тюркам, враждебность которых могла разрушить империю, союз с ними оказался спасительным и они были на равных с Китаем – новое явление отношений между китайцами и варварами. [274]
[274]Ibid., 276. В этот период Китай сильно нуждался в союзе с уйгурами в борьбе против тибетцев. К 787 г. тибетцы захватили у последних гарнизонов династии Тан оазис Куча, но были изгнаны уйгурами. В 791 г. они напали на китайский пост Линву около Нинся в Ганьсу и вновь были изгнаны уйгурами. С 783 по 849 гг., затем во второй раз до 860 г., они с настойчивостью захватывали регион Сининя и Ланьчжоу на юго-западе Ганьсу.
Надписи Карабалгасуна дают далее целый перечень других каганов, называемых теми же тюркскими именами: Тангрида болмиш кюлуг бильга (789-790), Тангрида болмиш альп кутлуг улуг бильга (795-805). Тангри билга (805-808), Ай тангрида кут болмиш альп билга (808-821). При этом последнем кагане «небесном», и в его честь были выгравированы около Карабалгасуна на левом берегу Орхона, известные предложения на трех языках: китайском, тюркском и согдийском, из которых мы почерпнули эти сведения. [275] Он также попросил руки китайской инфанты. Однако, позже она вышла замуж только за сына и преемника Кюн тангрида улуг болмиш коч-луг билге чонгте, правившего с 821 по 824 гг.
[275]Заметим, что запрещение манихейцами употребления молока и масла, если оно представляло трудности для соблюдения подобных правил в стране, где занимались животноводством и приготовлением кумыса (перебродившее кобылье молоко),повлияло вместе с рекомендациями манихейцев употреблять в пищу овощи на то, что уйгуры предпочли пастушечьему образу жизни занятие земледелием. (См. Chavannes et Pelliot, Traite manicheen, .A.,1913,1.268).
Учение манихеизма, вместе с тем, что оно содержало христианские и маздеистские философские элементы, а также иранского искусства, было направлено на то, чтобы приобщить уйгуров к цивилизации. Надписи Карабалгасуна говорят, что «эта страна с варварскими обычаями и наполненная запахом крови превратилась в страну, где употребляют в пищу овощи, страна, где было распространено убийство, стала страной, где начали поощрять за добрые дела». Неоднократно (770, 771, 807) уйгурские посольства были при династии Тан покровителями манихеиских общин, которые существовали в Китае или намеревались там обосноваться. С 768 г. каган добился от детей Поднебесной декрета, разрешающего пользоваться манихейским учением в Китае; для уйгуров были сооружены манихейские храмы (771) в Кингчэй Хубея, в Иангчэу Канси, в Шаохинге Чекианга и в Нанчанге Канон. Уйгурское посольство в 807 г. попросило разрешения построить новые манихейские храмы в Лояне и Тайюане.
Турфан, [276] который входил во владения уйгуров, также насчитывал процветающие манихейские сообщества, как об этом свидетельствуют фрески и миниатюры, связанные с этим верованием, найденные, в частности в Идикут-шахри, экспедицией Фон Ле Кока. Небезынтересно видеть на миниатюрах рядом с уйгурскими донаторами, портреты манихеиских священников в белых одеяниях, к тому же здесь мы видим первые известные персидские миниатюры. [277] Именно из Персии манихейские миссионеры доставили в то же время, что и религию, технику живописи, которую они рассматривали, и небеспричинно, как превосходное пропагандистское средство. Уйгурские донаторы также фигурируют на некоторых буддийских фресках турфанской группы памятников, в частности, Муртук-Безаклика. [278] Разодетые в величавые церемониальные костюмы, с великолепными дворцовыми одеяниями, с митрой или тиарой на голове, с дамами, предлагающими цветы, их прислугой и музыкантами, они являются свидетельством богатства и великолепия уйгурской культуры. Чуть далее на этих же буддийских фресках видны другие донаторы с бородами, тюркоиранского типа, наподобие нынешних кашгарцев, с плоскими головными уборами, в сопровождении верблюдов и мулов, они подобны буддийским магам-правителям и представляют перед нами согдийские караваны, с помощью которых уйгурская империя вошла в контакт с религиями Ирана. [279] Наконец, в уйгурском Турфа-не имеются еще несколько прелестных фресок несторианцев. Но только после 840 г., особенно в следующую эпоху во второй половине IX в. начале X в., уйгуры, изгнанные из Монголии, в большинстве своем, нашедшие убежище в Турфане, создали новое княжество, где уйгурское турфанское искусство стало развиваться, особенно в Муртук-Безаклике. Самые прекрасные уйгурские донаторы региона относятся фактически к этому вторичному периоду. [280]
[276]По свидетельству согдианской надписи Карабалгасуна, Бешбалыка, Турфана, Карашара и т. д., «4 Тугри» подчинились уйгурам к 800 г. Henning, Argi and the Tokharians, B.S.O.S., 1938, 550.
[277]См. Von Le Coq, Buddhistische Spatantike in Mittelasien, II, Manichaische Miniaturen (Berlin, 1923) et Chotscho, pi. 1-6.
[278]Von Le Coq, Chotscho, pi. 30-32 et Buddhistische Spatantike, Ш, pi. 17. Aussi E. WaldschmidtGandhara, Kutscha, Turfan pi. 16-21.
[279]Waldschmidt, Gandhara, Kutscha, TuftT, fig. 18.
[280]Уйгурский принц Турфана в X в. – Бугра Сали Тутук был изображен на одной из фресок Безаклика.
В то же время, заимствовав у Ирана или Внешнего Ирана их манихейскую религию, уйгуры переняли также в том же регионе, отчасти в Трансоксиане, согдийский алфавит, восходящий к древнесирийскому языку и сами создали на этой основе особую уйгурскую письменность, которая предназначалась в том же IX в. для замены древнего тюркского алфавита (тукю) Орхона. [281] С помощью этой новой письменности они создали национальную литературу, первую в истории тюркских литератур, на которую они переводили с иранского языка многочисленные манихейские тексты, осуществляли переводы с санскрита, кучанского и китайского языков многие буддийские тексты. [282] Уйгуры, таким образом, значительно опередили другие тюркомонгольские народы, учителями которых они оставались до эпохи Чингиз-хана.