Империя страха
Шрифт:
— О Боже! — воскликнул он в непривычной для себя молитве. — Дай мне сил, прошу Тебя, чтобы в будущем я поступал по собственному разумению. Дай мне самому взяться за трудное дело и решить, что делать…
Так и не завершив это обращение, Ноэл принялся ругать себя за театральность и за упоминание всуе Бога, в которого не верил.
— В любом случае, это неважно, — прошептал он. — Если я не получу эликсир жизни, если Нтикима не оплатит свой долг, если все должны умереть, в Илетигу или безжизненном лесу… Ну что тогда значит маленькая жизнь Ноэла
Подобные мысли не приносили утешения, и Ноэл обрадовался приходу Квинтуса. Все было готово к дороге, и они говорили о посторонних вещах, боясь быть подслушанными. Ноэл не сомневался, что монах не знает о замыслах Лангуасеа. Никто не пошел спать после захода солнца, а сидели у свечи в тревоге и волнении.
Ноэл пошел к Лейле узнать, все ли в порядке, и был удивлен, рассержен, увидев, что ее нет в комнате. Не мог же пират взять ее с собой, а другой причины ее отсутствия Ноэл предположить не мог. Он проклинал возникшую между ними холодность, сделавшую ее такой одинокой. К тому же ему было сложно представить ее роль в предстоящем путешествии. Ноэлу ничего не оставалось, как возвратиться к Квинтусу и считать проходящие часы.
Он уже почти желал, чтобы ничего не произошло и Лангуасс пришел с пустыми руками. Но не допускал, что верх возьмет слабость.
Была уже поздняя ночь, и на небе ярко блестели звезды, когда в комнату вошел Лангуасс, держа в руке нечто ценное.
— Время делать твой эликсир, — сказал он Ноэлу, — и поторопись надуть черта с нашей смертью. Быстрее, я не знаю, как долго не портится семя вампира.
Ноэл не смел взглянуть на Квинтуса, на реакцию этого святого человека на слова Лангуасса. Взяв принесенное, он был удивлен, увидев в небольшом каменном кувшине не массу кровоточащей ткани, а бело-желтую жидкость, напоминавшую слюну.
— Что это? — спросил он.
— А как ты думаешь? — нетерпеливо произнес Лангуасс. — Этим делают вампиров, если ты правильно сказал. Но ведь нам нужна кровь, чтобы питать это, прежде чем начнем? Торопись, господин Алхимик, прошу тебя!
Удивленный, Ноэл смотрел на жидкость, начавшую высыхать. Она была молочной, как семя обычного мужчины. И совсем не “черной, как ночь”, как писал Гуаццо. Но Лангуасс не мог ошибиться. Пират был прав: на вопросы и колебания не было времени.
Квинтус спросил металлическим голосом:
— Что ты сделал, Лангуасс?
— Я принес вам шанс выжить, а не умереть, — ответил тот.
Игнорируя обмен колкостями, Ноэл добавил воды к жидкости в кувшине, открыл ящик с микроскопом, взял самый острый скальпель, без страха и раздумий сделал разрез на левой руке над запястьем и выдавил кровь в кувшин.
— Я знаю, сколько надо, — быстро сказал Лангуасс. — Возьми моей тоже. — Он снял с пояса острый кинжал, но Ноэл покачал головой, нашел второй скальпель, подержал над пламенем свечи и, когда Лангуасс протянул руку, провел лезвием вдоль синей вены. Пират не
— Что это? — спросил Квинтус сердито, но замолк, когда разум превозмог удивление. Ноэл посмотрел на него, как бы извиняясь за молчание.
— Я могу только надеяться, что другие компоненты не очень важны, — сказал Ноэл Лангуассу. — Молись, если хочешь, чтобы здесь было все необходимое. — Он обернулся и посмотрел на Квинтуса: — Нет времени. Решай сейчас, прошу тебя, участвуешь ли ты в этом или попросишь милосердной руки твоего любящего Господа. Я ничего не могу обещать, но испробуешь ли с нами силу ритуала?
Квинтус смотрел так хмуро, что Ноэл был уверен в его отказе. Но монах оголил свою руку.
— Пусть решит Господь, — сказал он со странной легкостью. — Если Он не хочет, чтобы я был вампиром, Он сделает по-своему.
“Верь провидению!” — подумал Ноэл. Не задерживаясь, второй раз подставил под пламя окровавленный нож и разрезал руку Квинтуса. Он поставил чашку на стол, и кровь Квинтуса закапала в смесь.
Пират смотрел то на монаха, то на сына механика, но молчал, пока текла кровь. Потом сказал:
— Мы теперь будем братьями? Прошлые обиды ушли, забытые или нет. Что бы с нами ни случилось — мы родственники.
Ноэл поднял чашку, взвесил ее в руке и предложил Лангуассу, вспоминая, как Кристель однажды предлагала свою кровь этому человеку, который вначале отверг предложение, а затем принял. Вспомнил, как она хотела пить его кровь и он отказал, несмотря на ее досаду.
Лангуасс не колебался. Он был готов, мысль о содержимом не остановила его. Он погрузил пальцы в кровавый раствор, стряхнул их над раной и втер жидкость в порез, тяжело дыша, но не колеблясь. Затем своим кинжалом сделал надрез на груди и втер жидкость туда.
Прикосновения были болезненны, но ему хотелось втереть побольше жидкости в тело.
— Ну, Кордери, — сказал он. — Примешь дозу вместе со мной?
Ноэл еще не был готов, мысли разбегались, сердце учащенно билось. Собравшись с силами, протянул чашку Квинтусу. Монах окунул в смесь кончики пальцев и — мягче, чем Лангуасс, — провел ими по руке вдоль пореза вверх и вниз.
К своему стыду, Ноэл почувствовал тошноту, хотя вспомнил, что во время ритуала в Илетигу не он, а Квинтус, прятал глаза.
Он положил пальцы на край чашки, собираясь собрать остаток, но внезапная мысль остановила его.
— Лейла, — прошептал он.
— Ну и что? — быстро спросил Лангуасс, хмуро и жестко.
— Она должна быть здесь!
Лангуасс промолчал, но окровавленной рукой прижал пальцы Ноэла к чашке, заставляя взять тягучую жидкость. Затем схватил чашку и провел по ней своими пальцами, стремясь собрать последние капли.
Посмотрев на Ноэла, он зло сказал:
— Я принес тебе жизнь, Кордери. Используй ее или будь проклят!