Империя страха
Шрифт:
— Однажды, — сказал юноша, — меня посвятили Арони, обрекли изучать лесные растения и стать великим волшебником. Теперь я принадлежу Шанго, побрею голову и буду носить ожерелье цвета крови. А когда состарюсь, смогу вернуться в Адамавару и сделаться элеми в Ого-Эйодуне.
Затем он сидел у костра, вздрагивая, пока его кормили.
Следующий день почти ничем не отличался от предыдущего, кроме того, что их стало шестеро. Лямки мешка Ноэла натирали плечи, волдыри на ногах заставляли хромать. Горло было постоянно сухим — приходилось скупо расходовать воду, не зная, когда найдут речку
По сравнению с тем, как они шли к Адамаваре, на этот раз двигались быстро, несмотря на болезнь Лангуасса и усталость Квинтуса. Когда остановились на ночь, Лейла опять подошла к Ноэлу, сидящему поодаль от палаток. На этот раз она была настроена иначе. Не избегала его взгляда, хотела, чтобы он смотрел на нее, и, хотя она ничего не сказала, он понял, в чем дело.
Днем это не было заметно, но в сумерках, при мерцающем свете костра, ее кожа начинала блестеть. Она всегда была гладкой, но сейчас приобретала такое совершенство и блеск, которые отличали кожу Береники и говорили о том, кем она была.
— Я странно себя чувствую, — сказала Лейла. — Моя ссадина больше не болит, хотя кровь циркулирует по телу как никогда раньше. Ты не?..
— Нет, — ответил Ноэл бесстрастно. — У меня нет такого чувства. — Он посмотрел на свои руки — на ладони, обратную сторону — нашел на них царапины, мозоли. Пальцы ощутили пот, ссадины на лице. Он оставался прежним, со всеми признаками обычного смертного.
Ноэлу хотелось знать, сколько раз она была с Кантибхом и спрятала ли его семя во рту, чтобы принести Лангуассу, один раз или несколько, но он не мог заставить себя говорить об этом. Если бы даже мог надеяться дальше, это не явилось бы ни помощью, ни препятствием. Надежда была бесплодной. Изменение или произойдет, или нет.
— Теперь ты будешь любить меня, — сказала Лейла грудным голосом, — ведь я вампирша, как всегда обещал мне Лангуасс. И ты дашь мне свою кровь, чтобы поддержать меня, да?
Ноэл смотрел на нее, не зная, что сказать или подумать.
— А Лангуасс? — спросил он наконец.
— Ни следа, — сказала она. — Но не думаю, что нравлюсь ему настолько, чтобы он дал мне свою кровь. Я больше не его, и он мне не нужен.
Ее голос был таким благостным, что Ноэл хотел рассмеяться, но не посмел.
— А Квинтус? — Ноэл осмотрелся в поисках монаха и увидел его возящимся с ослами. Он подошел и, чувствуя слабость, взял друга за руку, поворачивая его так, чтобы красноватый свет заходящего солнца, проходя сквозь кружева листьев, попал на его черты. Квинтус, с загорелой, натянутой кожей, всегда казался вырезанным из полированного дерева. Начало изменений было трудно определить, но Ноэл вдруг понял, они наступили.
— Квинтус? — сказал он мягко.
— Я думаю, что да. Я еще не уверен, но должен молиться за мою душу, чтобы она была достойна такого тела. Души многих так недостойны.
— Лангуасс? — спросил Ноэл, но Квинтус пожал плечами:
— Я не знаю, но не думал, когда мы начинали путь, что он сможет пройти так далеко и держаться на ногах. Его мечта исполнится, я надеюсь.
— Но почему? — спросил Ноэл испуганным шепотом. — Трое приняли эликсир.
— Не знаю, — сказал Квинтус. — Поверь мне, Ноэл, если бы я мог, то поменялся бы с тобой местами.
Они дошли до места, где лежали трупы с кожей на костях, с мышцами, высохшими и выветрившимися под палящим солнцем.
В этой странной группе стало одним трупом больше. Хищники не тронули его, как и остальные, он разлагался медленно, как и все в этом таинственном лесу. Они без труда узнали турка Селима, чье безумие привело его сюда, к смерти.
Казалось, что турок был частью этой группы всегда.
Высохшая, сморщившаяся кожа на других лицах искривила, уменьшила носы, сделала их похожими на черты лица турка.
Лангуасс встал на несколько мгновений на колени перед телом, как бы для молитвы; затем все двинулись дальше.
Время шло, они приблизились к другому лесу, где деревья были не такими кривыми, где росли цветы, летали насекомые и пели птицы. Чем дальше путники продвигались, тем больше встречали птиц и других живых существ, которых были рады видеть. Нашли в изобилии воду, разыскали пищу.
Скоро они окончательно вышли из леса на равнину, где племя сахра занималось земледелием, разводило скот. Местные вожди встречали их торжественно празднествами, танцами, как делали всегда, встречая избранных из Адамавары.
Так же было и в других землях, которые они прошли на своем долгом и утомительном пути. Весть о продвижении опережала их, в их приходе туземцы видели нечто важное: они пришли из Адамавары и среди них были вампиры.
Приветствующие не могли знать или понять, какая горечь была, по меньшей мере, в двух сердцах. Ноэл возобновил свои попытки превратиться в вампира при помощи средств, которые у него уже были, но преодолеть свою бренность ему так и не удалось.
Когда они пришли к месту, которое могли рассматривать как конечную цель своего путешествия, положение было тем же. Двое из троих, ставших братьями по крови, были вампирами, и только один не стал им.
Часть 5
КРОВЬ МУЧЕНИКОВ
“Князь, пока его подданные верны и едины, не должен препятствовать упрекам в жестокости; показывая добрые примеры, он достигнет лучшего результата, чем те, кто, будучи милосердным, позволяет беспорядки; потому что беспорядки вредят всему народу, тогда как казни по приказу князя вредят только отдельным людям…
Если спросить, лучше ли любить или бояться, чем бояться или любить, ответ будет, что лучше и то, и другое; потому что оба качества трудно объединить в одном лице, во всяком случае, надо сказать, что значительно безопасней, когда тебя боятся, чем любят, если выбирать из двух. Люди проще оскорбляют тех, кого любят, чем тех, кого боятся, потому что любовь сохраняется звеном обязательности, которое из-за низости людей обрывается при каждой возможности ради их выгоды; но страх оберегает из-за боязни наказания, которая никогда не подводит”.