Империя Страсти
Шрифт:
Кэлли говорит, что нужно благословить мое наивное сердце, потому что он так легко соблазнил меня, играя на моих ботанических наклонностях. Она может быть права, но ее мнение не имеет значения, потому что она также сказала, что ему лучше быть при деньгах.
Разве это плохо, что я хочу найти его, мама? Снова поговорить с ним? Спросить его имя и сказать ему свое?
Или вся эта связь была моей собственной фантазией, и я должна наконец очнуться?
Два дня спустя.
Мама,
Я
Мы с Кэлли вернулись в дом, в котором проходила вечеринка, но персонал ничем не помог. Видимо, несколько гостей в тот вечер надели маску Анонима, и они не уследили за ними.
Тогда мы отправились в тот коттедж, куда он меня привел, но он оказался заброшенным, и людей в нем не было видно. Кэлли была до смерти напугана этим местом и сказала, что мы должны уйти, пока нас не похитил какой-нибудь серийный убийца.
Мы вошли в красивую часть города, и я почувствовала, что на моей груди какая-то тяжесть. Кэлли пыталась подбодрить меня, покупая нам мороженое и напевая не в такт. Она не может попасть в ноту, чтобы спасти свою жизнь, но это ее попытки принесли столь необходимое утешение. Она также показала на двух богатых девушек, садящихся в свою роскошную машину, и сказала, что однажды это будем мы.
Но я не обращала на это внимания, потому что у меня болит грудь.
Почему у меня болит грудь, мама? Это похоже на то, когда я нашла тебя спящей и не дышащей.
Я ненавижу это.
Пять дней спустя.
Мама,
Я не могу перестать думать о незнакомце в маске, о разговорах и сексе.
Будь то во время занятий, или в доме, или когда тетя Шэрон превращает мою жизнь в ад.
И моя грудь все еще болит.
Кэлли говорит, что у меня разбито сердце, и накормила меня мороженым и ванильным тортом, который она, наверное, украла. Хотя я не очень люблю сладкое, я съела все и даже выхватила ее долю.
Потому что Кэлли лгунья и плохая подруга. Как у меня может быть разбитое сердце, когда я его даже не знаю?
Но это не мешает мне вернуться в милую часть города, бесцельно ходить по нему и не иметь ни малейшего представления, куда идти. Я даже снова отвела Кэлли в тот коттедж, но она начала дрожать, и поскольку там все равно никого не было, мы на этом остановились.
Однажды ты сказала мне, что те, кто любит слишком сильно, могут очень пострадать, и я думаю, что именно это с тобой и произошло.
Я не хочу этого, мама. Я хочу быть такой, какой ты не была.
Я хочу быть без эмоций и без боли в груди.
Три
Мам,
Я забыла о нем. Я не возвращаюсь в милую часть города и не позволяю Кэлли играть роль клоуна, чтобы поднять мне настроение.
Все хорошо.
У меня был временный период, когда я притворялась, что я не Аспен из гетто, но сейчас я пришла в себя.
Тетя Шэрон помогла вернуть меня к реальности пощечиной, от которой у меня покраснела щека, но да, теперь все в порядке.
Мне просто нужно выбросить шарф, который он мне купил, и черную маску, которую я надела той ночью. Кэлли попросила меня вернуть их, но я солгала и сказала, что потеряла.
Когда-нибудь я заглажу свою вину перед ней.
Двадцать недель спустя.
Мама,
Я беременна.
В последнее время я чувствовала себя странно, мне хотелось есть больше, чем раньше, и Кэлли приходилось воровать у отца, чтобы купить мне вредную еду.
На днях я упала в обморок, когда тетя Шэрон пинала меня. Они отвезли меня к врачу, наверное, чтобы я не умерла в их присутствии. Он сказал, что я на двадцать шестой неделе беременности. Когда тетя Шэрон спросила об аборте, он ответил, что в Нью-Йорке после двадцати четырех недель аборт запрещен. Она влепила мне пощечину, как только мы приехали домой, а дядя Боб ударил меня кулаком в живот.
А теперь они заперли меня на чердаке и отобрали телефон, так что я не могу даже увидеться или позвонить Кэлли.
Мне больно, мама. Мой живот болит.
А что, если ребенку тоже больно? Он такой маленький и не может защитить себя перед тетей и дядей.
Что если он умрет, как ты?
Что мне делать, мама?
Мне страшно.
Я листаю страницу в поисках следующей фотографии, но ничего не появляется.
Мой кулак сжимается, когда я читаю последние слова, написанные Аспен.
Мне страшно.
Из-за того, насколько взрослой она казалась, иногда я забываю, насколько юной она была в то время.
Должно быть, она находилась в полном замешательстве и в ужасе от того, что родила ребенка, когда сама была ребенком.
Я знаю, потому что, хотя я был не так молод, как она, в тот момент, когда я обнаружил Гвен на пороге своего дома, я испытал хаотическое замешательство эпических масштабов. Мне потребовались месяцы, чтобы смириться с тем, что я отец-подросток. Что если я не защищу свою плоть и кровь, она не выживет. Или, что еще хуже, Сьюзен намеренно причинит ей боль. Именно поэтому я съехал из отцовского дома еще до окончания школы.