Империя ускоряется

Тамбовский Сергей

— Деньги пусть у тебя пока полежат, это первое, а новых идей у меня, как говна за баней…

— Like shit after a bath? — переспросил он.

— Не обращай внимания, это русская народная идиома, означает «очень много».

— Я рад иметь дело с таким компаньоном — выкладывай.

— Не-не-не, притормози немного, Бобби, давай лучше так сделаем… через две недели сможешь подскочить в Вену?

— В Вену? — переспросил он, — наверно смогу. А зачем.

— Там будут переговоры сам понимаешь кого с сам понимаешь

кем, — и я задрал глаза к небу, — а я в составе советской делегации. Там обо всём и поговорим. А теперь давай за успех наших начинаний.

И мы выпили еще по одной порции экстра-драй-мартини. Боб зажевал его салатиком, а потом неожиданно сменил тему.

— Слушай, Серж, а помнишь на наших первых переговорах были две такие красивые девушки?

— Ну помню конечно, — ответил я, покосившись на Аню, — а что?

— Никак они у меня из головы не идут, у нас в Америке такой красоты не водится.

— Одна из них, допустим, замуж вот-вот выйдет, так что про Инну забудь, а вторая сейчас свободна, как ветер, могу телефон дать. Не будет ведь ничего плохого, если я ему телефон Сотниковой дам, а, Ань?

— Дай конечно, — после некоторой паузы ответила она.

И добавила спустя пару секунд:

— Хуже от этого никому не будет.

— Окей, — быстро отреагировал я, — Бобби, пиши её телефон, зовут её Энни, так же, как мою жену.

И я продиктовал ему 7 цифр. Бобби записал всё это на салфетке, а потом ответил в раздумьях:

— А может ты сам сначала ей звякнешь, а то сам посуди — какой-то посторонний человек с другого конца земли вдруг ей звонит, она меня и не вспомнит наверно год спустя…

— Хорошо, — сказал я, автоматически набирая нужную комбинацию, но тут же спохватился.

— Слушай, Анечка, а может ты её наберёшь, а? У вас же нормальные отношения, а меня она может неправильно понять…

— Конечно, дорогой, — быстро ответила она, — сейчас всё сделаю, но ты…

— Должен буду тебе одну услугу, я понял…

— Не одну, а две, — поправила она, высматривая в контактах нужную строчку. — Алло, Аня? Да, это я… нормально живу, сейчас вот в Москве… тут к тебе одно дело есть…

И она встала и отошла в дальний конец ресторана, так что окончания разговора мы с Бобом не услышали. Вернулась она, впрочем, очень скоро.

— Договорилась, через час в парке Горького у карусели.

— Я был в парке Горького, там много каруселей, у которой? — тут же спросил Боб.

— Большая одна, так что не ошибёшься, — сказала Аня и села, — а нам с Серёжей наверно пора идти, дела.

— А вы меня не проводите? — жалобным голосом вдруг спросил Боб. — А то мало ли что…

— Аня, пойдём посоветуемся, — сказал я и отвёл её в сторонку. — Я не хочу с ней встречаться, может ты одна там разберёшься?

— А почему ты собственно не хочешь с ней встречаться?

— Дуру-то

не надо включать, неужели не ясно?

— Хорошо, дорогой, — ответила она, прищурив глаза, — но это обойдётся тебе ещё в одну услугу.

— Договорились… я тогда в Останкино подскочу, есть небольшой вопрос к Гальпериной, а потом созвонимся, окей?

— Окей, дорогой, — сказала она, я сообщил результаты переговоров Бобу и мы разделились — они вдвоём взяли такси прямо возле входа, а пошёл на метро «Проспект Маркса».

Гальперина была занята насмерть, как сказали мне в её отделе, новую программу запускает, с утра до вечера репетиции.

— А что за программа-то? — спросил я.

— Игровая… точнее даже три программы, «Угадай мелодию», «Поле чудес» и «За стеклом».

— «За стеклом»? — удивился я, — реалити-шоу что ли?

— Ты попонятнее спрашивай, не знаем мы никаких реалити, а программа эта состоит в том, что камеры отслеживают жизнь одной московской семьи, на работе, дома и вообще во всех местах.

— Любопытно, — ответил я, — а где репетиции-то идут?

Мне показали где, поплёлся туда, интересно же, как трансформировались мои советы — вот конкретно про «За стеклом» я кажется совсем ничего никому не говорил… на входе в девятую студию, где проходили съёмки, стоял суровый товарищ, который пустить меня отказался наотрез. Ну делать нечего, подался в буфет — есть-то я не хотел, Бобби только что накормил, сока выпью да на общество посмотрю.

Один знакомый таки там нашёлся — это был Александр Абдулов, с которым мы пересеклись как-то у Евстигнеева, я ему тогда ещё втирал идею про отечественную «Никиту», и он меня не забыл, приветственно помахал из угла, подгребай сюда, дескать. Подгрёб, чо…

Абдулов закончил работу в «Месте встречи» и сейчас снимался в новой комедии Захарова про Мюнхгаузена вместе с Янковским, Броневым, Чуриковой и так далее.

— Как Захаров-то? — спросил я у него, — суров?

— Бывают и посуровее, — ответил он, — иногда да, зверь зверем, но это редко бывает, а так-то он душка. Правда если он на актере крест поставит, это всё, можно не суетиться, тебя больше для него не существует. А бывает и наоборот, с Ярмольником например такая история случилась.

— С Ярмольником? — сделал вид я, что не понимаю, — это который цыплёнка табака изображал?

— Да, он самый, так вот, никому этот Ярмольник табака даром не нужен был, пока его не увидел Марк Анатольич…

Но конец этой захватывающей истории я так и не услышал, потому что прибежал какой-то мальчонка, по виду типичный помреж, и срочно вытащил Абдулова из-за стола. Делать в столовке мне было нечего, поднялся ещё раз в девятую студию проверить, как там «Угадай мелодия», и нарвался на перерыв, Гальперина как раз стояла на углу коридора и дымила, как паровоз.