Империя зла
Шрифт:
Лиц воинов в подрясниках не было видно за матовыми черными забралами, поэтому о реакции киборгов судить не приходилось. Тот, что справа от входа, молча выставил перед собой сканер, предлагая сверить личности посетителей.
Тарсус и по сетчатке, и по пальчикам определился как Виктор Сергеевич Дорофеев, рядовой союзник, бухгалтер третьей категории без заслуг и льгот. Иван на миг ослеп, когда сканером провели перед лицом.
— Ага, вы значит Самуил Ревазович Гриценко, — услышал он. — Родственник того самого Реваза Гриценко?
— Точно, — подтвердил Жуков-младший, понятия не имея, о ком речь.
Москва — город большой, союзников — элиты в том
— Ага, а теперь руку вашу, — потребовал киборг.
Подрясник на боку натянулся, заметно обозначив контуры автомата, под ним скрытого.
Подняв ладонь, Иван вздрогнул — тончайшие пленочки папиллярных узоров, приклеенные к подушечкам пальцев, сползли, свернулись в трубочки. И это не просто выглядело неподобающе, но и не могло подтвердить личность некоего Самуила Гриценко.
Черт! Все из-за того что он дергал дверцу электрокара слишком сильно и настойчиво! Содрал напрочь пленки и только сейчас заметил!
— Руку вашу, — повторил киборг чуть резче, чем раньше.
Неужто заподозрил что-то?! Надо как-то действовать. Но как?..
Жуков-младший не придумал ничего лучше, чем схватиться одновременно за простреленный бок и, нагнувшись, за ногу. По плану, предложенному Тарсусом, огнестрельные раны должно было продемонстрировать на первичном осмотре медперсоналу, но реальность внесла свои коррективы.
— Умираю… — замогильным голосом прошептал Иван.
Сообразив, очевидно, что произошла накладка, Тарсус мгновенно принял участие в спектакле для двух зрителей минимум. Минимум — если учесть, что действо фиксировалось пятью видеокамерами над входом и на ближайших колоннах.
— Помогите! — взревел он. — Союзник ранен! Родственник Реваза Гриценко! Надо помочь! Ведь самого Гриценко родственник!
Хорошо хоть подпольщик зарядился мультивитаминами, экспроприированными у Сидоровича. Представив, как тот нынче сосал бы через трубочку сок из пачки, разрушая трагизм ситуации, Жуков-младший закатил глаза и часто-часто задышал. Он уже подумывал пустить слюну и задергаться в конвульсиях, когда между охранниками начался раздрай. Один боец принялся усердно чесать шлем на затылке и сомневаться, стоит ли вообще в этой ситуации хоть что-то предпринимать, кроме как сообщить начальству. Второй же контратаковал — мол, ага, некогда ждать, пока командование расчехлится, состыкуется со своим командованием, а то — со своим, а потом появится решение и по цепочке попадет сюда, на пост, за это время пацан сдохнет, а ему, честному киборгу, по этапу хромать желания нет.
— Может, ты, ага, в лагерь хочешь? Или хранить неприступность союзных кордонов?!
— Мечтаю хранить! — Покосившись забралом на камеру у входа, второй киборг рявкнул так громко, как позволяли его динамики, чтобы точно уловили микрофоны, которых тут небось натыкано немало. — Но и мальчишку жалко. Пусть доктора внутри разбираются. Тем более родственник…
Громадины в подрясниках расступились, мощные двери распахнулись, приглашая страждущего и его помощника в храм здравоохранения.
— Спасибо, братья, вам воздастся! — Иван напоследок осенил киборгов крестным знамением, двери закрылись.
Приемный покой поражал своим великолепием. Сплошь расписанный образами и сверкающий позолотой, он мог поспорить роскошью с храмом Председателя-Спасителя. А так как суета у входа четко запечатлелась на пультах слежения, к вновь поступившим уже спешили, гулко грохоча каблуками по полу. Впереди рысил монах-интерн во власянице с подложкой из стекловаты — для пущего умерщвления плоти. Грудь его прикрывал параманд, с которого скалился череп под крестом. Сопровождало монаха без малого отделение обычных милиционеров-персов.
— Что с вами? — бесцветно, чуть ли не зевая, спросил раб божий. — Что случилось?
— Ничего особенного, — опередил Ивана Тарсус. — Мальчик поцарапался. Довольно сильно. Но его батюшка — он, знаете ли, мнительный очень, беспокоится о чадушке… Наказал мне вот сопроводить. — Он подмигнул монаху — мол, вы же понимаете, отказать руководству нельзя, вот и приходится ерундой заниматься, чуть ли не задницу отпрыску подтирать.
— А вот и не царапина! Врет он все! — Жуков-младший решил сыграть обиженного маменькиного сынка, благо среди его знакомых хватало таких, придумывать ужимки не пришлось. — Я на самом деле ранен, у меня же кровь, я умираю!
Монах лениво взмахнул рукой — и милиционеры утопали туда, откуда явились.
— Я провожу вас. — Он столь неспешно зашагал под сводами больницы-храма, что удивительно было, как не заснул вообще на ходу.
Вокруг царили спокойствие и умиротворение, неизменно впечатлявшие Ивана. Было так тихо, что казалось, кроме монаха и парней, во всем здании никого нет.
Иллюзия исчезла без следа, стоило им перебраться из приемного покоя в «деловую» часть больницы, хотя и тут язык не повернулся бы назвать суетой упорядоченное движение людей в рясах и в прочих нарядах. За прозрачными стенами работали у матрикаторов монахи в скафандрах с замкнутой воздушной системой. Туда можно было попасть, лишь миновав систему герметичных шлюзов. Матрикаторы печатают человеческие органы и ткани, и потому в помещениях все должно быть стерильно.
Тут Жуков-младший впервые задумался о том, что разница между мясными и овощными цехами, производящими 99 % всей пищи в Союзе, лишь в том, что в одних клепают свинину, а в других — картофель или, скажем, морковь. Матрикаторы, за которыми круглые сутки посменно трудятся персы, везде одинаковы, в них лишь загружают разный исходный материал и задают программы согласно потребности страны в том или ином продукте. Куриное филе и говяжьи отбивные печатают из сомнительного на вид коктейля стволовых клеток, а в итоге ведь пальчики оближешь, если правильно приготовить. И то, что матрикаторы Поликлиники № 1 печатают куски кожи, хрящи, позвоночные диски, сердца и почки исключительно для лучших людей страны — чтобы те плодотворно трудились ради всеобщего блага, — это неправильно и подло по отношению к остальным гражданам, лишенным возможности жить дольше, потому что элита запрещает пересаживать им нужные органы под предлогом дефицита и сложности технологии.
Как же это мерзко! Неправильно и недостойно!
А ведь еще недавно он мечтал плечом к плечу встать с благородными Героями Революции — и не просто как сын одного из них, но как полноценный и важный член союзного общества. Вот только можно ли назвать благородными тех, кто постоянно лжет согражданам?
Мимо провезли в инвалидной коляске седовласого мужчину. Он гордо задрал подбородок, наслаждаясь уже только тем, что ему позволено здесь быть.
Кстати, а почему пищу производят в матрикаторах, а не выращивают естественным путем? Да, Иван в курсе, что так контролируется качество пищи граждан Союза, которое превыше всего. Но в последнее время он стал критичнее относиться к известным с детства аксиомам. Быть может, естественным путем и вовсе невозможно? Но если так, то почему? Тарсус что-то говорил про радиоактивные пустоши…