Империя. Дилогия

Злотников Роман Валерьевич

Спустя пятнадцать минут Ташка шла по ярко освещенному бульвару, размышляя о том, хорошо ли это — лезть со своим уставом в чужой монастырь. Среди терранок существовало негласное, но непреложное правило: «Инициатор попытки изнасилования должен быть убит». С остальными расправлялись в меру необходимости и желания, но инициатор становился трупом всегда. И чем более многочисленной была компания, тем более жестоким и изощренным способом совершалось убийство. Дабы накрепко заложить в затуманенные алкоголем мозги непреложный постулат: не трогай женщину — сдохнешь. И это было третьей причиной того, почему сегодня можно было пройти любой русский город из конца в конец даже в одной ночной рубашке (или без оной) без какого-то ни было риска подвергнуться насилию. Ну, может, за исключением случая, если тебе встретится сексуальный маньяк…

Филипп сидел в летнем кафе у входа в отель и… внимал. Какому-то французу. Судя по тому, что он говорил на французском языке. Большинство иностранцев (те же немцы, датчане, итальянцы и остальные), попадая за рубеж, предпочитают

общаться на английском (хотя благодаря тому, что во всех «цивилизованных» странах многие сейчас усиленно учили русский, бывали и исключения), и только французы демонстративно отказывались говорить по-английски. Как американцы считали себя самой главной мировой державой, так французы считали себя самой главной державой Европы. А потому, в отличие от большинства, некоторые туристы из этих двух стран страдали «синдромом поучения» в тяжелой форме. Они будто специально ехали в отпуск, чтобы поучить жалких обитателей всего остального мира, как им следует жить. Впрочем, надо отдать должное, их были единицы, но на фоне почти полного отсутствия таковых среди туристов других национальностей эта особенность часто бросалась в глаза.

Филипп посмотрел на Ташку и чуть подался вперед, видимо, что-то заметил, Ташка беззаботно махнула ему рукой и села рядом.

— … пора признать, что попытка исправить дело, возродив в России монархию, оказалась совершенно бесплодной.

Сидевший с ними за одним столом парень, все это время слушавший француза гораздо внимательнее, чем Филипп, немного подумал и спросил (тоже по-французски):

— А почему?

Француз побагровел:

— Ну я же тебе только что объяснил…

Филипп наклонился к Ташке и с непроницаемым лицом пояснил:

— Это Виктор, с факультета промышленных инженеров, выпуск-14, живет в «Амбассадоре». Он приехал только вчера, а нас с тобой заметил в обед, когда мы уходили с пляжа. Он изгаляется над французом уже полчаса, а до того никак не доходит.

Ташка понимающе кивнула, терранец всегда мог заметить в толпе другого терранца. Им была присуща особая культура движений и жестов. Впрочем, обычные люди с наметанным глазом опознавали их с неменьшим успехом.

— Что случилось?

Ташка едва заметно улыбнулась. Не дай бог, француз решит, что она улыбается ему, вони не оберешься. Впрочем, разрулить ситуацию будет довольно просто, но ее проще не доводить…

— Да так… несколько подонков почему-то решили, что если женщина купается ночью голой, то, значит, она только и мечтает, чтобы ее изнасиловало как минимум трое мужиков. Я… рассеяла их заблуждения.

В этот момент француз, лицо которого уже приобрело свекольный оттенок, с шумом выдохнул и попытался взять себя в руки.

— Хорошо, попробуем еще раз. Ну вот вы, скажем, чем занимаетесь?

Виктор, очень талантливо изображавший из себя этакого «тормоза» — работягу с сибирских заводов, наморщил лоб, якобы задумавшись, потом ответил:

— Танки ремонтируем. У нас же новых армия уже лет двадцать не закупает, так что так… старье «поправляем», как можем.

Филипп чуть слышно хмыкнул. Мишка рассказывал ему кое-что про этот так называемый «ремонт». Ну, в том, что, освоив производство электродвигателей и сменных аккумуляторов для гражданской продукции, русские не преминут поставить ее на военную, никто в мире не сомневался. Так что эта позиция «ремонта» вряд ли была большим секретом, как и то, что прицельно-навигационное оборудование и остальные электронные системы тоже «освежались» поелику возможно, но вот все остальное… А остального было немало. Во-первых, броня. Американцы еще в конце 20-го века усилили бронирование своих «Абрамсов» включениями обедненного урана. Но это изрядно утяжелило танк. Русские подошли к проблеме по-другому, сняв фрезами верхний слой брони и залив ее карбокалиевым композитом, по сравнению с ураном обладавшим почти двукратной твердостью и почти четырехкратной вязкостью. То есть двухсантиметровый слой композита по способности противостоять подкалиберному снаряду равнялся тридцатисантиметровому слою гомогенной брони, а кумулятивному — даже сорокапятисантиметровому. Что повышало степень защиты танка почти в два с половиной раза. А если учесть, что, кроме всего прочего, этот композит обладал еще и способностью поглощать ЭМ-излучение, отчего при тех же силуэте и габаритах отражающая способность танка снижалась почти в восемь раз, и был при этом раз в двенадцать легче стали, то единственным существенным недостатком такой брони оказывалась ее сверхвысокая цена. Впрочем, этот композит использовался не только в качестве брони. Им же изнутри покрывались стволы танковых орудий и пулеметов. И это было неспроста. Вооружение «отремонтированных» боевых машин внешне выглядело совершенно обычно. Отличия скрывались внутри.

Во-первых, ни пушка, ни пулемет уже не имели патронников. Поскольку исчезли патроны. Вместо них автоматы заряжания и ленты подавали в ствол голые, подобно новоиспеченным младенцам, снаряды и пули, а затем высокоскоростные форсунки впрыскивали внутрь камеры сгорания порции двух компонентов жидкого метательного вещества, которым заполнялись бывшие штатные баки для горючего. Оба компонента по отдельности были не слишком агрессивны и почти не горючи. Но стоило им перемешаться в распыленный высоким давлением туман, как достаточно было малейшей искры, чтобы прогремел взрыв, вышвыривающий снаряд или пулю из ствола оружия с такой силой, что стальные внутренние поверхности ствола стерлись бы за какие-то сто-двести выстрелов. Причем запасов

ЖМВ при соотношении выстрелов пулемет/крупнокалиберный пулемет/орудие как 100:10:1 хватало почти на 10 000 выстрелов. То есть на одной заправке ЖМВ танк мог сделать 90 выстрелов из 125-мм пушки на максимальную дальность, 900 выстрелов из универсального 14,5-мм пулемета на крышке башни, пригодного для стрельбы как по воздушным, так и по наземным целям, и еще 9000 из двух курсовых и одного спаренного с пушкой 9-мм пулеметов. Вернее, мог бы, если бы хватало запаса пуль и снарядов. Впрочем, став теперь более компактным (отпала надобность в метательном пороховом заряде и, соответственно, гильзах, и потому, например, снаряд для орудия теперь был почти в три раза компактнее прежнего унитара), боезапас тоже увеличился. Например, максимально допустимый боезапас по снарядам составлял 85 штук, но при этом 12 штук размещались в отдельной резервной бовукладке в тыльной части корпуса, поэтому, чтобы до них добраться, необходимо было остановить танк, вскрыть горизонтальные боевые щитки двигательного отсека и потом вручную передать снаряды башнеру, чтобы тот установил их в автоматизированную боеукладку. Там же хранились и две коробки с лентами на сто тяжелых пуль для крупнокалиберного пулемета и шесть с лентами на триста — для курсовых и спаренного, доступ к которым был совершенно таким же. Так что эта боеукладка в мирное время, как правило, не использовалась, и чаще всего там возили либо дополнительный экипаж (если ехали на стрельбы), либо какой-то старшинский груз, либо самого старшину с кашеваром. Двое в эту «кутузку» влезали вполне свободно, трое с некоторыми неудобствами, но тоже ничего, а в какой-то части однажды умудрились запихнуть туда аж восьмерых. Что с ними стало после получаса езды по ухабам — представить страшно… Во всяком случае, даже без учета дополнительных улучшений только эти меры выводили старенькие русские Т-64, 72, 80 и их модификации как минимум на уровень новейших американских «Паттонов» и французских «Леклерков-III», считавшихся лучшими танками в мире. Впрочем, по результатам ограниченной серии закрытых сравнительных испытаний выяснилось, что боевая эффективность действий «модернизированных» русских танков в атаке приблизительно равна эффективности того же «Леклерка-III» в обороне. Но было объявлено, что это случайный и статистически недостоверный результат, а боевую эффективность объявили равной. Причем сами американцы и французы продолжали считать, что их танки по своим возможностям превосходят русские в 2–2,3 раза. Это, как Филипп понял уже давно, была обычная практика Императора, благодаря которой он и избегал до сих пор обвинений в излишней милитаризации страны. Делалось это так: брался старенький автомат, пулемет, бронетранспортер, орудие, а затем от него оставалась только оболочка или, вернее даже, форма корпуса. А все остальное заменялось новым, превосходящим старое едва ли не на порядок. И это называлось «ремонтом» или, когда изменения уже невозможно было укрыть за старыми формами корпуса, «некоторой модернизацией». Впрочем, поскольку основой боевой мощи современных армий являлись авиационные и ракетные технологии, а «модернизированные» русские танки практически отсутствовали на рынке военной техники (некоторые детали, скажем, те же электродвигатели или несколько упрощенное прицельно-навигационное оборудование ставились на индийские и вьетнамские танки, что лишь успокаивало «иностранных наблюдателей», имевших практически свободный доступ к этим «модернизированным» образцам), к «игрушкам» русских в этой области, а также в области стрелковых вооружений относились снисходительно. Ибо никакого качественного преимущества это вроде бы не давало.

— Ну вот, — обрадовался француз, — я и говорю…

— Прошу прощения, — прервал его Филипп, — вы очень интересно говорите, но моей жене надо подняться в номер…

Француз вскинул подбородок и, по-видимому, только сейчас обнаружил, что за их столиком появилась дама. И кто говорил, что французские мужчины — самые галантные?

Когда кафе закрылось, они с Виктором пошли гулять к морю. Светало. Ташка нарочно протащила их мимо места своего приключения. Трупа не было. И кровь тоже была присыпана песочком. Похоже, ребята все поняли правильно, и, очухавшись, подобрали труп подельника и потихоньку ретировались…

Пока она обследовала пляж, ребята нашли общую тему.

— Значит, скоро в Нью-Йорк?

Филипп кивнул:

— Да.

Он успел рассказать Виктору, что уезжает в Штаты представителем Императорского олимпийского комитета в оргкомитете Нью-Йоркской Олимпиады. Это была вторая Олимпиада с тех пор, как Россия стала Империей, но, судя по тому, что она привлекла внимание Императора, американцев, непоколебимо уверенных в том, что она станет символом их превосходства и праздником американского духа и силы, ждало разочарование.

Виктор задумчиво наморщил лоб:

— Похоже, Император готовит американцам большую плюху. Я был на прошлогоднем выпуске, так вот, многие ребята по-просьбе Императора «отодвинули» карьеру и профессионально занялись спортом — ушли в команды мастеров, сборные. Ну о Крабаре-то вы слышали…

Они согласно кивнули. Выпускник Терранского университета Александр Крабарь (медико-биологический факультет, выпуск-11) прославился тем, что вот уже на протяжении трех лет оставался самым высокооплачиваемым игроком УЕФА. Ну еще бы, все эти три года его клуб, мадридский «Реал», знаменитый, но до прихода Крабаря переживавший черную полосу и едва не пошедший с молотка, становился и чемпионом страны, и чемпионом УЕФА. А еще Крабарь был известен тем, что категорически отказывался от рекламных контрактов.