Империя. Терра Единства
Шрифт:
— Какого лесогона струей занесло? — раздался из дальней комнаты заспанный недовольный голос.
— Ой, — прикрыв рот пискнула егоза, — разбудили.
— Это, я, бать! — ответил Леонид.
— Лёнька? — удивился тот.
В дальней спальне заскрипела кровать и, после небольшой паузы, твердые шаги босых ног заскрипели по паркету.
Скинув солдатский сидор, служивый оправил шинель и сдвинув фуражку слегка в бок и вытянулся в струнку. В коридор ввалился энергичный невысокий начинающий лысеть мужичек. Сразу было ясно в кого пошел сын. Кроме отметит возраста двух мужчин различала на первый взгляд разве что родинки у левого крыла носа старшего.
— Товарищ член Юзпрофшахткома, урядник 4-й гвардейской танковой бригады Леонид Хрущев, прибыл по случаю недельного отпуска за отличие в службе! — отчеканил служивый.
— Молодец! Герой прямо! — с гордостью ответил отец, — Что же предупредил? А то мать твоя в Екатеринослав заседать в губернском собрании укатила.
Глядя на сына, Хрущев ещё раз подумал, что повезло ему с Ефросиньей. И сама умница, и дети вон какие. И даже его чуть не силком в техникуме отучила. То, что сама вот в депутатках, а он всё мастер, так не беда. Он в профсоюзе человек авторитетный. А зарабатывает не меньше градоначальника.
Леонид опустил руку и чуть расслабился.
— Так сам, бать, не знал, просто удачно оказия подрулила, — чуть разводя руки ответил боец.
— Ну, здравствуй, сын! — подошедший Никита Хрущев крепко обнял сына.
— Скидай сапоги. Мыться и за стол. Я-то уж точно не усну. А то и позвоню сейчас — подменюсь. Я в этом месяце, итак, на две упряжки (1) больше графика выдал.
Леонид, разулся, повесил на вешалку шинель и положил на тумбу фуражку с гвардейской кокардой- обрамленным овалом лучами звездой богородицы. Забрал чемодан и сидор и мимо девичей прошел в свою комнату. С его ухода ничего не изменилось. Как и не уходил. Он поставил поклажу, снял гимнастерку и в тельнике пошел помывочную. Железный титан почти остыл, но солдату всё вода что теплее снега. Отец успел умыться раньше его и, сменив халат на порты и вышиванку, помогал дочери на кухне.
— Во! Видно молодца! — отец оценил налившиеся мышцы одетого уже в футболку сына, — не жмет?
— Есть мальца! — смущенно ответил сын.
— Ничего, зато все девки твои будут! А за одежей можешь в армейской «Кунст и Альберс» сходить. Пока ты служил дотянулись и до нашей Юзовки со своим универсамом немцы, — резюмировал отец, — Сядай, танкист! Тебе как вина или покрепче наливочки?
— Ой, бать, я же к такому случаю подарок привёз, — не успев сесть выпалил Леонид и снова умчался в комнату.
— Во! — гордо поставил он, вернувшись на стол квартовую бутылку кремовой жидкости.
— Виски? — удивился Никита Сергеевич, — так вот ты где шалопай всё время был! «Конспиратор», всё писал на «Мурмане» да на «севере».
Сын смутился.
— Нельзя было писать, что в Шотландии служил, в Глазго, — объяснил он.
— Да я понимаю, секретка, — отец махнул рукой, и закрыл тему, — Пивал я это виски, в Ньюкасле, когда плавал туда по профсоюзной линии. Или не это…
Никита Сергеевич взял треугольную бутылку в руку. Одел очки.
— «Грант’с», горькая наверно, как тамошняя жизнь, — разглядывая заморский сосуд протянул он, — вот хорошо, что мы с матерью в восемнадцатом ни туда ни в Мексику не уехали. —
«Правильно я тогда тестя социалиста не послушал. Жили бы сейчас справедливо да бедно. Уж точно не в четырехкомнатной квартире. А то бы вообще в бараках, как шахтеры в Ньюкасле этом. Как господь отвел,» — подумал Никита.
— Не знаю, бать, — сознался Хрущев-младший.
— Что, не пил? —
— Не, комбат не советовал, — сделал честные глаза Леонид.
— Да ладно, не ври. Не заругаю. Ты большой уже, — сменил «гнев на милость» Никита, — а комбат то у вас что интеллигентик?
Эту белорукую публику Никита особо не любил. Звал их иногда словцом и по крепче.Но Радка рядом, слышать ей такое неча.
У Леонида отлегло. И правда, что он это. Батя суров, конечно, но справедлив. Да и…
— Не, комбат у нас свой — рабочий! Из Екатеринослава. Тезка мой — капитан Леонид Ильич Брежнев. — уже спокойно ответил сын.
— О как! Из рабочих! В хорошее время живем! Освобождение! — подняв палец заметил Хрущев-старший, — Так не он ли тебе как земляку выправил поездку эту?
— Он, батько, — подтвердил Леонид, — за то, что машину в порядке держал и мы первые вошли в Глазгу эту.
— Орел! Только за мной эту «эту» не повторяй! Мама заругает, — шутя сказал отец, — Я полынь шотландскую пить не хочу, оставь для дружков, давай лучше нашего конобаса(2). Вот Радочка и борщец под него разогрела…
Тут снова раздался радостный визг, и восьмилетняя Рада влетела в столовую.
— Папа, Лёнька, царисса Мария двойню родила!
Двое мужчин посмотрели удивлено посмотрели на юную вестницу.