Имперский Грааль
Шрифт:
Ой, мать… чтоб не сказать больше! А некогда! Справа стена, луч высотомера ударился о нее, как теннисный мяч, метрах в восьмидесяти, и «реполов» поневоле дернулся влево. Что-то чиркнуло там, скрежетнуло, как на разрыв, а после завертело и вниз, вниз, быстрее, чем поспевает следом комок в горле… Туманная занавесь раздернулась, Рубен увидел черный ребристый камень и белесые пары, стекающие по нему, и еще косматый клубок черно-красного пламени, скачущий вниз, ударяясь о скалы. Движок потерял, основной, тот, что на конце плоскости… земля навстречу, и все больше, и все отчетливее, в мельчайших подробностях: дно ущелья, гравий и камни, дымы, выходящие из трещин в земле… Звука нет, и все очень нереально.
Разве это реально, когда все в тебе, что ты называешь «я», в мгновение ока устремляется во все узлы, что ведают управлением этой малой птахи – «реполова», тело генерирует импульс, которому подчиняются рулевые тяги? Топливопровод перекрыт, симметричный правый движок отключен, рулями я останавливаю вращение и приподнимаю устремленный в землю нос. Делаю вдох и обнаруживаю себя в человеческом теле: вытаращенные глаза, прикушенная губа. Дать ему – мне! – кислороду, чтобы очухался. Здорово. Надо попробовать еще. Как-нибудь, по случаю.
Как близко прошла она, мать безумия, пилотская погибель. Кости, мясо, кровь, обломки, масло. Ручка этой системы при ударе входит пилоту в правое подреберье. Кто бы я был сейчас? Кучка мятого металлопласта, негодного ни к какому воскрешению. Нет никакого воскрешения – забить и забыть, и прицепить к этой последней жизни страховочный трос! Каким я чудом до сих пор… Разве что и сам я – чудо?
Область высокой ионизации. То-то всю шкуру искололо. Шкуру в смысле – фюзеляж. Гроза, но что нам гроза, если она не скрывает камни! Теперь ручку на себя, истеричный неряшливый иммельман и – деру во все дюзы! И вверх, божички мои, на простор сквозь все эти чертовы облака! На глазном дне остался отпечаток: скала, обвитая туманом. Человек бы не вышел.
– …Реполов, это Гнездо, ответьте!
– Пометьте там себе – тут слепое пятно. Ущелья, скалы. Густой туман, сильная ионизация… – Рубен сморгнул. Кажется, разряды. Сотни мелких булавочных молний. – Аномальная зона. Электроника сбоит, а ваш локатор она просто поглотила. Оттого он пустоту и показал.
– Так у нас не погодный радар, а картографический. Уходи оттуда, парень!
Да я, признаться, уже. Упс! Кто кинул здесь эту каменюку?
– Пойду проверю другую. Дайте наводку на ближайшую.
– Может, – неуверенно сказали в наушниках, – в другой раз?
«Работа пилота связана с ярко выраженным эмоциональным фоном». Капитан «Пеллеса» это понимает. Спасибо, дружище, но… Я пилотом не работаю. Я живу им.
– Давайте. Топливо у меня, – быстрый взгляд на приборы, – есть еще.
– Тебе еще наверх подниматься.
На одном основном? Подниматься? Вы шутите!
– Если найду что-нибудь подходящее, не я к вам, а вы ко мне спуститесь. Прошу разрешения действовать по обстановке, – Рубен ухмыльнулся в микрофон. Только один человек может запретить ему оторваться в свое удовольствие. Dux bellorum экспедиции, муж его жены. Рассел Норм. Попробует? Норм ведь знает, кто я такой. Что я такое. Я ведь и по званию старше. Брюска спрашивал, почему я не на Пантократоре. Ко всему прочему, сидя на одной планете, мы бы поневоле мерились авторитетами. Ежечасно. У нас чудный повод для драки.
– Ты знаешь, что ты должен делать. Если вторая зона будет непригодна – садись, где сможешь, включай маяк и жди. К тебе вылетит другой пилот. Я остаюсь на связи.
Вот так. А он сильный игрок.
– Слушаюсь.
И, памятуя кипящую туманом каменную кашу, откуда только что вырвался – человек бы не вышел, точно! – Рубен с большой неохотой вновь канул в облака.
– Все по транспортам, живо!
Право первой массовой высадки за бойцами ССО. Расселись продольно в узких отсеках: ни дать, ни взять горошины в стручках. Потряси – загремят. А трясти будет, чего уж там. Это матушка-атмосфера. Страховочные скобы над скамьями опущены, дураков нет. Условия посадки разъяснили всем. «Пеллес» сбрасывает три шаттла, по числу отделений, и еще один транспорт с профи, которые будут руководить закладкой посадочной площадки для барж. С ними техника: в основном УССМ-34, Мамонты, оборудованные отвалами и грейдерами для расчистки площадки. Работать придется сразу: вышел, технику выгрузил, и понеслось. Схема определена, последовательность действий затвержена. Первое отделение – строители – надувает временную станцию типа «барак» из фаст-этилена, где бойцы будут отдыхать посменно, есть, мыться-бриться и возобновлять кислород в баллонах рабочих спецкостюмов. А транспортники и разнорабочие – на полигон. Остальные ждут на орбите, пока им организуют посадочную площадку, спустят баржи и возведут миленькие домики.
Все в спецкостюмах, связь только по рации. Ну или жестами можно обменяться с соседом.
Страшно. Первому отделению еще страшнее, оно идет первым. И Норм с ним. Второй транспорт пойдет только тогда, когда первый отзвонится о посадке.
Есть. Пошли!
Господи, что за урод там за штурвалом?! Это управляемый полет? Или мы падаем и узнаем об этом только в момент удара? Кто-то – номер пятнадцатый, Аби – прижала голову к подголовнику эластичным страховочным ремнем, чтобы не прикусить язык. Удобства для пассажиров, Эстергази обычно ими не пользуются.
Обычно Эстергази сами за рулем!
Странная закономерность: когда сам ведешь, не так блевать тянет. В шлем?! Лучше умереть. Кстати, и умрешь, если засоришь воздуховоды и кнопки, которые нажимаются языком. Это всякий знает, это из курса ОБЖ. Брюс глубоко вдохнул открытым ртом, вентилируя легкие. Говорят, помогает от рвотных спазм. Вот вроде ж и таблетками, розданными перед стартом, не пренебрег… и в родне сплошные пилоты. Стыдно ж перед людьми!
Что? Кто-то спятил? Может быть, я? Тут кто-то поет?
Это Товия с Минотавра, сцепив перед лицом руки в перчатках, дребезжит фальцетом на волне отделения, причитает словно когтем по стеклу, иглой по зубному нерву:
«И даст тебе Господь изобилие во всех благах, в плоде чрева твоего, и в плоде скота твоего, и в плоде полей твоих на земле, которую Господь клялся отцам твоим дать тебе. Откроет тебе Господь добрую сокровищницу Свою, небо, чтоб оно давало дождь земле твоей во время свое, и чтобы благословлять все дела рук твоих: и будешь давать взаймы многим народам, а сам не будешь брать взаймы и будешь господствовать над многими народами, а они над тобою не будут господствовать».
Нате вам. Псалом. Каждый везет в бесплодные земли своего бога. Кто знает, может быть – и я. А может, тут и свой найдется. У греков в каждом источнике была своя нимфа, а у нас тут целая планета. А на крайняк чем сами мы не боги?
Можно только, чтобы это была не Морган? Я с ума сойду от бога, что указывает пальцем, распоряжаясь: это – сюда, это в мусор, а вы двое – на кухне сегодня дежурите.
Транспорт пронизал облака, белые сверху и темно-сизые с подбрюшья, пилот заложил круг, определяясь, где лучше сесть. Правак бросил взгляд вниз, не в силах совладать с чувством, что весь он – один великанский глаз, смотрящий на мир по касательной от линии горизонта.