Имперский сыщик. Аховмедская святыня
Шрифт:
Бутылка оказалась в цепких руках эльфийца, и тот неторопливыми глотками стал пить хинную, будто настойкой сладкой наслаждался. Миха аж пробрало.
– Хороша, - на четверть "пригубил" бутылку длинноухий.
– Аховмедцы, говоришь. Не ходил бы ты туда, сегодня хотя бы.
– Отчего ж?
– Хмельных больно не любят. Палками поколотят или кнутом угостят.
– Да? Вот не знал, - удивленно почесал затылок Мих.
Врал орчук сейчас спокойно. Только дурак полный не слышал, что козлоногие резких запахов на дух не переносят, если только вино
– Смотрю, ты ничего, зря на эльфарийцев наговаривают, - подал бутылку Мих.
Длинноухому только того и надо было, схватил и тут же снова приложился. Уже не такими большими глотками, да и выпил меньше.
– Почему же хороший эльфариец хорошему орку помочь не может. Тем более если это ничего не стоит, - язык длинноухого стал немного заплетаться, а глаза заблестели.
– Да я вот все думал, идти не идти, слышал, не любят их сильно. Одного тут даже недавно зарезали.
– Было дело, - кивнул эльфиец, глядя, как Мих сделал глоток горькой (пить орчуку вовсе не хотелось, но Меркулов наказал себя не выдавать), - вечером шпагой проткнули.
– С чего решил, что шпагой-то?
– Так Элариэль убивца видел, - длинноухий получил бутылку и снова приклеился к ней, - говорит, шел козлоногий. Тут к нему в черном этот метнулся.
– В черном?
– Ага. Весь завернут, хотя погода видал какая. Ростом вроде из наших, только двигается очень уж странно. Вот, значит...
– эльфиец удрученно посмотрел на хинную, оставшуюся на донышке, - и глядит Элариэль, на груди козлоногого блестнуло что. Потом уже понял, кончик шпаги наружу вышел. Ну и все... аховмедец завалился, захрипел, а этот, в черном который, юрк - и нету его уже.
– А походка у него не такая, будто подпрыгивает при каждом шаге?
– Я почем знаю?
– Эльфиец пожал плечами. Будь он чуть потрезвее, подивился, откуда орчук может знать, как убийца ходит, а теперь лишь отмахнулся.
– Я ж не видел. Думается, влезли эти аховмедцы куда не следует...
За те несколько минут, пока они чесали языками длинноухий успел не только почти допить бутылку, но и довести себя до крайне непотребного состояния. Орчуку горькая была поверхностна, все же с его комплекцией упиться такой мерой тяжело, а вот эльфийцу даже с лихвой. Понял Мих, что разговор почти заканчивается.
– А где этот Элариель?
– Так в... Толмачевском и сидит... ик, прошу прощения. У крайнего дома, что на Никольский переулок выходит.
Мих оставил совсем уже осоловелого эльфийца и двинулся в нужном направлении. Захожая Слобода жила своей размеренной жизнью. Ее обитатели, пришлые прочие, большей частью двинулись в город: на заработок, решать деловые вопросы или попросту, как некоторые эльфы, чиграшить. Хотя те называли это не иначе как "заниматься карманной выгрузкой лишнего добра". Опасался орчук, что и Элариель окажется не столь ленив, возьмет да отправится заниматься мелким
Но повезло, аккурат на углу Толмачевского и Никольского переулков стоял, облокотившись плечом о стену, эльфиец с самым вороватым видом, какое можно было придумать. Других представителей ушлого народа не было, потому Мих направился прямиком к нему.
– Элариель, старый хрыч, еле нашел тебя.
– Может, для вас, орков, мы все на одно лицо, - презрительно ответствовал тот, - но для нормальных народов все же отличаемся. Да и как меня можно перепутать с Элариелем, у него нос свернут, от вашего кочевого брата, кстати, глаз правый на половину всегда прикрыт.
– Да, обознался, - понял Мих, что перед ним явно не свидетель преступления.
– А Элариель куда запропастился?
– В город ушел. Вечером будет или к ночи ближе.
Орчук удрученно покивал головой и, не прощаясь, поплелся обратно. Добрался до стоящего в отдалении купе, покрутил головой - никто ли за ним не наблюдает - открыл дверь и забрался внутрь. Витольд Львович терпеливо пододвинулся, хотя занимал не так много места, и Мих уселся. Сразу и без обиняков принялся рассказывать все, что удалось выведать.
Само собой, даром повествования, какой у господина был, орчук не обладал. Постоянно сбивался, запинался, подыскивая нужное слово, и вспотел с ног до головы, пока все поведал. После уже добавил, как столкнулся с закутанным в черное человеком (хотя человеком ли?) подле полицмейстерства.
– Интересно, - тихо стал рассуждать Витольд Львович, - стало быть, одно из двух: либо этот Инкогнито следил за нами до самого казенного учреждения, либо прибыл туда по своему делу. Тут тоже много странностей.
– Каких?
– Если он следил за нами, а такое возможно, интересовался расследованием, то зачем путался под ногами?
– Наушничал или стащить чего хотел.
– Не отвергаю эту версию, но мне она кажется уж слишком надуманной.
– Так почто ему в полицмейстерство наведываться?
– А вот это очень хороший и интересный вопрос. Помнишь, о чем сказал великий князь?
– Он о многом говорил, - уклонился Мих.
– Обмолвился Его Высочество, что Александр Александрович немолод уже, и всякая гниль подле него могла прорасти. И это он явно не случайно сказал, не выдумал.
– Думаете, убивец к сообщнику наведался, а тот из...
– Пока подозреваемый, - поправил его Витольд Львович.
– Гоблинарцы, охочие до всяких выдумок, создали особый закон, по которому, если вина человека или прочего существа не доказана, то он считается невиновным.
– Скажут - хоть стой, хоть падай. У нас в Славии половину таких аспидников тогда в колодки не посадишь.
– Ладно, оставим пока эту тему. Теперь к личности Инкогнито. Что ты можешь о нем сказать?
– Ну такой, - показал орчук на себе, - может чуть выше эльфийца. Походка у него странная, будто как козел скачет. Ну и, как говорилось, весь в черное обернут. О, еще тросточка у него была, такая худенькая, точно игрушечная.