Имперский сыщик. Аховмедская святыня
Шрифт:
Сунул в карман, ловко, уверенно, как тать заправский, будто всю жизнь только тем и занимался. У орчука аж челюсть разинулась, и глаза на лоб поползли, а Витольд Львович на него взглянул и палец ко рту приложил, мол, помалкивай. Что тут оставалось?
Давеча, еще когда в трактир ходил, думал дорогой Мих, что прикипел вроде к господину. Тот без орчука, как человек из деревни несмышленый, первый раз в городе оказавшийся. Еще подумал и о том, как сможет и закон преступить за Витольда Львович. Славийский закон он что - дышло: куда повернул, туда и вышло.
Но теперь орчук смешался. Видел прямо сейчас, что непотребное господин делает, против совести и разума, да промолчал. Тогда и пропал. Кончился Мих как честный человек, как отцом воспитанный, не было его более. Может, стоило еще рот открыть, воспротивиться, да теперь Его превосходительство заговорил, к титулярному советнику обращаясь.
– Поедешь со мной, Витольд Львович, до полицмейстерства. Сейчас со всей этой кутерьмой разберусь, а потом вернемся к нашим баранам. А так с нами посидишь, человек ты неглупый, может даже, подскажешь что. Сейчас Аристова Николай Соломонович привезет, такой кордебалет начнется...
Взял Александр Александрович Меркулова, как доброго приятеля под руку, и повел прочь, после Константин Никифорович пошел, а уже совсем позади Мих. Причем орчук плелся с самым угрюмым выражением лица и твердым решением в ближайшее же время крепко поговорить с Витольдом Львовичем и объясниться.
Глава 7, в которой у Миха от всего происходящего кружится голова, а Витольд Львович прояв
ляет себя с неожиданной стороны
– У, нечистая сила, натоптал-то, натоптал, бесстыжий, своими ножищами.
Поломойщица, старая высохшая бабка, яростно выжала тряпку и расстелила ее прям перед Михом.
– Ноги вытирай, подлая душа.
Орчук послушался. Зря она так, ему самому совестно было. Хоть и не один он тут грязь развел, с того злосчастного пожара людей хаживало порядочно, но свою ощутимую лепту внес. Не стал роптать или оправдываться, чужой труд Мих уважал, ноги вытер, а после еще и поднял, пока под ним вытирали.
Сидел орчук в приемной самого обер-полицмейстера, аккурат напротив кабинета. Внутрь не пошел, там вдоволь людей важных набилось. Тем паче от постоянного хлопания и беготни дверь не плотно затворили, и помимо того, что в щелочку многое видно, еще и слышно все было в лучшем виде.
– И что теперь, каждый раз, когда красного петуха увидите, сразу на Аристовых будете думать?
– Возмутился, причем, как показалось Миху, искренне, привезенный глава дворянской семьи.
– Павел Мстиславович, давайте не будем нервничать, - голос Его превосходительства звучал ровно, но вместе с тем твердо.
– Поймите, надо мною
– Могли бы попросту спросить, а не везти сюда. Не думали же, что убегу? Александр Александрович, - Аристов повысил голос, заметив, что его шутка не произвела должного эффекта, - побойтесь Бога, ну какой я преступник?
– Никто не говорит, что именно вы.
– Ага, но кто-то из моих, - даже смотря на спину дворянина, Мих понял, что тот улыбнулся, - нет, боюсь, что разочарую вас, Ваше превосходительство.
– Почему же?
– Потому что Аристовы ездили на званый ужин к Приклонским. Уж можете у последних спросить, они на память никогда не жаловались.
– Все ездили?
– Все, владеющие даром. Надеюсь, мои внуки-груднички вне подозрений.
Александр Александрович досадливо крякнул. Как понял орчук, не потому что Аристовы оказались непричастны к пожару, сколько по другой причине - он на виду не только у своих подчиненных, те будут молчать, а вот перед самым острым на язык аристократом сел в лужу. Последний этого точно не спустит.
– Прошу прощения, Павел Мстиславович, - совершенно бесцветным голосом закончил обер-полицмейстер, - Николай Соломонович проводит вас.
Аристов встал, слегка поклонился сначала Его превосходительству, потом каждому Константину Никифоровичу, пожал руку Меркулову.
– Честь имею, господа. Ежели что еще полыхнет, вы знаете, где меня искать.
Он вышел в приемную, скорчил рожу оторопевшему Миху и сопровождаемый "гусаром" направился к лестнице. Секретарь Его превосходительства, молодой прыщавый юнец, сидевший за столом в двух шагах от орчука, притворил дверь, но сделал это не очень прилежно, оставив ощутимую щель. Орчук встретился с ним взглядом, после чего служивый вдруг пошел краской, и потомок кочевников чуть не улыбнулся - так этот тоже подслушивает.
– И что же, спрашивается, за человек там был?
– Кто угодно, - ответил оставшийся полицмейстер, - я вот в цирке полгода назад видел, как один дуралей завернулся в несгораемый плащ, облил себя керосином и поджег. Потом скинул его, а на теле ни одной подпалины.
– Да и мало ли, могло померещиться старухе сослепу, - впервые подал голос Меркулов.
– Эх, что ни день, то загвоздка. Ладно, Витольд Львович, давай теперь ты рассказывай обо всем по порядку. Что там выяснить удалось?
Меркулов поведал обо всем в считанные минуты. Орчук слушал, восхищался слогом хозяина, но из головы не выходила та вещица, которую господин поднял. Будто жучок в голове какой появился и тревожит, и тревожит, мочи никакой нет.
– Ну это успех, Витольд Львович, какой-никакой. Всего и делов-то, теперь накажем филерам в Захожей этого Элариэля арестовать. Это так, чтобы подозрения не вызвать, - объяснил он Меркулову, - думаю, за этим эльфийцем грешков водится порядочно. Какие, говоришь, у него особые приметы?