Имперский сыщик. Аховмедская святыня
Шрифт:
Лег орчук на другой бок, а сна нет. Так и ворочался до самого утра, точнее почти до самого. На рассвете, когда даже рабочие еще только глаз наполовину открывают и думают, что вставать скоро пора настанет, послышался шум шагов по лестнице, а позже и стук в дверь. Орчук на ноги поднялся и открывать пошел. Мысли недобрые, к самому плохому готов уже был, и зря, как оказалось. То гонец был, из их ведомства, совсем парнишка на вид.
– Добрый день, Его благородие дома?!
– Рявкнул он.
– Дома, дома. Ты чего, балда, голосишь? Спит Его благородие.
– Не сплю,
– Ваше благородие!
– Вытянувшись и через плечо орчука обращаясь, пока тот медленно поворачивался, крикнул посыльный.
– Вас Его Превосходительство, то бишь не так, простите... Его благородию, исполняющему обязанности пристава следственных дел по особым поручениям сыскного управления при Моршанском обер-полицмейстерстве приказано явиться к Его Превосходительству...
– Понял, понял, - махнул рукой Меркулов, позволяя посыльному перевести дух.
– Как скоро?
– Немедленно, Ваше Благородие, - несколько смущено ответит тот.
– Одевайся, Мих. А ты, как тебя?
– Еремей.
– Беги наружу, поймай пока пролетку.
Странные ощущения обуревали Миха. С одной стороны, хорошего мало - вызывал их Его превосходительство ни свет ни заря не ради душевного разговора, с другой - наконец он смог в полной красе себя показать: в мундир облачен, бляха на ремне начищена, новехонькие сапоги сверкают (хоть и жмут безбожно). Мало кто теперь окрикнет орчука грубо. Похож, ах похож Мих на служащего четырнадцатого чина. Захотелось даже нарочно на Никольскую вернуться, да показать себя, мол, глядите, кем стал, в люди выбился.
Но времени нет. Оделись, даже не поели, а ведь дурной знак на пустой живот день начинать. Но делать нечего. Выбрались из дома, старушка-хозяйка вслед высунулась, однако ничего не сказала. А Еремей уже впереди пролетки рядом с извозчиком сидит. С ними, значит, поедет. Мих разве против? А Витольду Львовичу совсем без разницы, сел, вертит в руках трость отобранную, в себе копается. Хорошо, что безделицу взял, какая-никакая, а шпага. Да и револьвер в кобуре притаился, ждет своего времени. Не дай Бог, если придется им воспользоваться, но правильно, что о безопасности думает. Мих он хоть и сильный, крепкий, но против ружья какого или пистоля (у, подлое оружие) сделать ничего не успеет.
Домчали быстро. Моршан, еще спящий, представлял собой интересное зрелище - пустые улицы, молчаливые дома, даже дышать что ли чище стало. Не видал орчук раньше такой столицы, оно и понятно, куда ему поздней ночью или с первой зорькой шастать? Слышал он, что некоторые студиозы водят барышень свободного нраву (это которых без компаньонок гулять отпускают) на Сокольничью гору рассвет встречать. Но знал он, чем все эти прогулки заканчиваются. Мужская природа она нехитрая и определенных потребностей требует, а для этого и не таким соловьем запоешь.
В думах и к Столешникову переулку подъехали. Еремей даже вперед выскочил и дверь открыл, прыткий какой. А внутри уже затерялся. Оно и понятно, кому охота большая к обер-полицмейстеру идти в такой ранний час. Наверху, еще даже не входя в кабинет, почувствовал Мих как
Меркулов вперед пошел, а орчук заглянул лишь, так и есть: обер-полицмейстер и все три полицмейстера. Хотел схорониться, тут отсидеться, но Его превосходительство грозно рявкнул.
– И Миха своего заводи!
От окрика такого у орчука колени дрогнули, но делать нечего, зашел, коли уж не зовут даже, а требуют. Витольд Львович вперед вышел, не сел, хотя место имелось, стоять остался. Лицом потусклел, губы в нитку сжал, но взор не отвел.
– Почему, я тебя спрашиваю, мне сообщают, что на тебя нападают?! Не от тебя узнаю, а от людей чужих?
– Простите, Ваше превосходительство. Растерялся. Да и приложили меня сильно, поехал отлеживаться.
Обер-полицмейстер недовольно поглядел на Витольда Львович, но смягчился.
– Ну я смотрю живой, руки-ноги целы, - сказал он все еще сердито, но с меньшим нажимом.
– Извини за резкость. Еще не ложились, со вчерашнего вечера ногах. Ищем этого... Хм, ты вообще работать можешь?
– Да, Ваше превосходительство.
– Ну и славно. А у нас тут такая штуковина... В общем, если в двух словах, то отправил давеча Петр Андреевич, - кивнул обер-полицмейстер на румяного подчиненного в очках, - своего человека к владельцу складов на Гончарной и вот, что выяснилось. Арендовал их странного вида человек. Лица его он не видел, из примечательного... весь в черное завернут и в руках у него трость черная.
– Вот эта, - продемонстрировал Меркулов Его превосходительству трофей и тут же объяснился.
– Досталась нам после вчерашней драки.
– Дьявол!
– Выругался обер-полицмейстер и ударил кулаками по столу. Было видно, что он взбешен не на шутку.
– Этот мерзавец ушел?
– Да, к сожалению.
Его превосходительству потребовалось время, чтобы успокоиться. Полицмейстеры, и прежде не отличавшиеся особенной разговорчивостью ныне и вовсе затаились, перестав дышать. Константин Никифорович подобрался, доблестный "гусар" - Николай Соломонович - по-детски вжал голову в плечи, а Петр Андреевич, до этого почти лежавший в кресле, сел прямо. И когда с лица Александра Александровича сошла краснота, ноздри перестали гневно раздуваться, а в глазах перестали сверкать молнии, Его превосходительство продолжил.
– Дело принимает совсем дурной оборот. Мало того, что этот черный человек замешан сразу в двух делах, одно из которых громкое, так еще совершил нападение на пристава следственных дел, моего человека!
– Нельзя знать наверняка, человек ли это, - заметил господин. К слову, его голос звучал все так же спокойно, как и ранее.
– Лица его никто не видел, рук тоже. Роста он меньше человеческого.
– Ну вряд ли он аховмедец, - усмехнулся обер-полицмейстер.
– Конечно, непохож, - согласился титулярный советник.
– А это здесь при чем?