Импортный свидетель (сборник)

Павлов К.

— Это мой товарищ. Согласитесь, идти впервые в жизни в ваше заведение одному — боязно. Бы ведь сами понимаете это?

Сима, казалось, раздумывала. Потом смягчилась.

— Вы хотите, чтобы вас проводил обратно муж или я? — спросила она.

— Как хотите, можете хоть вместе, могу я один, только покажите направление.

— Мы пойдем вдвоем, — сказала Сима, что-то проговорила верзиле, после чего он послушно кивнул.

По дороге они разговаривали, только начать разговор было сперва трудно, но Джоджон начал его, вспомнив Памир, детей.

— Хороший

ты мужик, Джоджон, — сказала Сима, — жаль только, что легавый. Да, собственно, я так и думала. Сделаем так: я буду решать ночь, если мне удастся убедить мужа, я позвоню завтра ровно в полдень. Трубку не бери. Звонок телефона в этот час подскажет тебе, что я поверила, не позвоню — пеняй на себя, проиграл… А позвоню — послезавтра на Лионском.

38

Джоджон не знал, что говорить Нестерову. Ведь времени было всего третий час ночи, когда он вернулся на площадь Италии, пройдя весь ночной Париж. Трижды пересек Сену, видел Нотр-Дам… До двенадцати дня еще уйма времени. А Нестеров, конечно, станет расспрашивать, что да как. Естественно, что говорить про Симу Джоджону до завтрашнего полдня не хотелось. Пусть Нестеров думает, что Джоджон просто хорошо провел время, пусть за это даже влепят ему по партийной линии, но зато он будет чувствовать себя джентльменом.

«Хоть бы спал этот Нестеров, — подумал Джоджон, открывая дверь и едва не споткнувшись о спящего в подъезде клошара, — не пришлось бы до времени ничего сочинять».

Но Нестеров, конечно, не спал.

Пришлось рассказывать небылицы.

Опечаленный Нестеров и надеявшийся Джоджон, наконец, уснули.

Без пяти минут двенадцать раздался телефонный звонок. Нестеров, который уже проснулся, конечно, первым схватил телефонную трубку. Джоджон спросонья взял часы, но первая радость пробуждения тотчас же сменилась унынием. Судя по разговору, это звонил представитель консульства и просил Нестерова об одолжении: захватить чемоданчик и передать его в Москве семье консула.

Тихая злоба поднималась в душе Джоджона, и не только потому, что это было со стороны работников консульства просто неприличным, но и потому еще, что время подходило к двенадцати, а Нестеров все говорил.

Наконец разговор закончился, трубка была положена и почти тотчас же раздался телефонный звонок.

Нестеров было ринулся к нему, но телефон больше не звонил.

— Хоп май ли, — сказал Джоджон по-таджикски и, легко вскинув свое тучное тело, рысцой побежал в ванную.

40

На следующий день на вокзале к Джоджону Авзурову и Николаю Константиновичу Нестерову, сгибавшемуся под тяжестью громадного кофра, коим оказался переданный для отправки в Москву работником консульства чемодан, подошла миловидная женщина с изящной сумкой через плечо и сказала, показывая на кофр:

— Ну и барахольщики вы, однако.

Нестеров уронил кофр, и на Лионском вокзале перестало пахнуть железной дорогой и запахло французскими духами.

— Познакомьтесь, Николай Константинович, — добродушно сказал Джоджон, — Сима Бершадская, она едет с нами в Марсель.

Джоджон любил эффекты.

41

Красоты Франции, пересекаемой экспрессом, не радовали Нестерова, его бесил и «чемоданчик», навязанный для передачи (как его тащить через пять стран, а потом из Одессы в Москву?), и то, что его обошел Авзу-ров, оказавшийся в его, нестеровском, деле расторопнее, и то, что не он, Нестеров, венчает блестяще выполненное задание. Он не смотрел в окно, а думал почему-то о том, что империалисты постоянно вредят Советскому Союзу.

— Странно, что нас не убили в поезде, — сказал Ав-зуров через час после того, как двое советских и полуфранцуженка взошли на борт теплохода «Юрий Верченко». У трапа стоял известный им помощник капитана по пассажирской службе, который едва кивнул Нестерову.

Нестеров предъявил билеты, и тотчас же им троим отвели каюту.

— У вас есть еще шанс быть убитым на пароходе, Джоджон, — мрачно и с опозданием пошутил Нестеров, когда после устройства в каюте и попыток запихивания куда-нибудь занимавшего полкаюты кофра они, разгоряченные, вышли на палубу.

— Боюсь, что ваши слова недалеки от истины, — спокойно сказал Джоджон, — вдруг оттолкнув Нестерова от падавшего на него баркаса. Баркас был, видимо, плохо закреплен и потому упал.

Тотчас же появившиеся матросы стали прилаживать его на место.

— Случайность, — сказал Нестеров, переведя дух.

— Она же есть форма проявления закономерности, — в тон ему ответил Авзуров.

— Но не убил же нас этот баркас, значит, случайность. Эти ребята бьют наверняка. Симу на палубу не выпускать.

— Слушаюсь, полковник, — сказал Джоджон и, махнув в сторону Симы, которая стояла на палубе и нервно глядела на море, посмотрел еще на баркас и пошел с палубы.

— Кто вам позволил выйти? — зашипел Нестеров на Симу.

— Оставьте ее, Николай Константинович, она не понимает слова «нельзя», она слишком долго прожила в мире, где все можно.

— Сима, а ваш муж знает, что вы едете в СССР? — спросил Нестеров.

— Нет, — просто сказала женщина. — Но Джоджон обещал мне, что через неделю я буду обратно. В конце концов у меня могут быть дела.

Нестеров посмотрел на баркас, но ничего не сказал.

«А собственно, — подумал он, — у нас все так халтурно делается, что любую случайность мы уже готовы воспринять как преднамеренное покушение».

Баркас больше не падал.

42

— Какого черта мы с вами плывем на пароходе через несколько стран, когда ценный груз в виде импортного свидетеля обвинения — Симы — можно было доставить на самолете в Москву за два часа.

— Джоджон, вы абсолютно правы, ваш восточный Бог, сидящий в вас, очень умен, но дело в том, что я намереваюсь не только доставить Симу в Советский Союз, но и представить доказательства того, что ей опасно жить на Западе и что она имеет право на советский паспорт.