Импортный свидетель (сборник)
Шрифт:
— Валютной, между прочим.
— Да? За это и попала в колонию?
— И да и нет. Да, потому что в самом деле имела дело с валютой и даже получила прозвище Валютная Симка, а нет, потому что имела постоянного поклонника, и из ее показаний явствует, что она собиралась за него замуж.
— Это давно было?
— Да не очень, три года назад ее посадили, год она отбыла в колонии. А почему вы об этом спросили?
— Думал, может, еще действовало законодательство, когда браки с иностранцами были запрещены.
— Да нет. Тут другое.
— А чего так быстро вышла?
— Треть срока отсидела, валюту сдала, но поначалу действительно не хотели отпускать, потому что ее Пек-карди, француз итальянского происхождения, писал ей в колонию. Потом он стал ее мужем.
— А где она провела свою жизнь с двадцати лет до тридцати, неужели за десять лет не поумнела?
— Болталась, подрабатывала, сменила тринадцать мест работы, в том числе была барменшей, официанткой, машинисткой… Талантливая, между прочим, эта Сима, знает четыре языка. И красивая.
— Но покажите же, наконец, ее фотографию.
— Вот она — И Нестеров показал Авзурову фото Симы Бершадской.
— Ну а дальше ваш рассказ, вероятно, пойдет о ее муже?
— Да, — сказал Нестеров. — Вы не ошиблись.
— Я ведь «гаишник», — самодовольно сказал Джоджон, поглаживая усы. — А мы, «гаишники», никогда не ошибаемся.
— Это уж точно, — пробурчал Нестеров, — ошибаются всегда водители. Но давайте посмотрим на море, а то все дела и дела, помните Гумилева?
Чайки манят нас в Порт-Саид,
Ветер зной из пустыни донес,
Остается направо Крит,
А налево милый Родос.
— Чудесно, — сказал Джоджон, предпочитавший, однако, строки Лахути, Хайяма, Фирдоуси.
26
— Значит, за границей вы были, — констатировал Джоджон, когда знание гумилевских стихов у Нестерова иссякло.
— Был, — сказал Нестеров, — дважды летал во Францию, теперь вот, в третий раз, плыву.
Джоджон не стал спрашивать, для чего он там был, и Нестеров решил рассказать ему сам.
— Один раз по эпизоду этого же дела; отыскивал Мирского, я уже говорил вам. Но аналогий с сегодняшней поездкой проводить нельзя, поскольку тогда не я его искал, а консульство.
— А теперь?
— Ну как мы с вами сунемся в консульство с поручением, когда она, то есть Сима, бегает от советских представителей? У нас, конечно, будут здесь помощники, но только для того, чтобы указать направление поиска, а все остальное сами.
— А вторая ваша поездка была тоже по службе?
— Ага.
Авзуров не стал задавать вопросов.
— Итак, Симин муж, — после долгой паузы продолжил Нестеров, — он врач, хирург. В Москве, в начале восьмидесятых, консультировал какую-то фирму. После колонии они зарегистрировали свой брак и уехали во Францию.
— И больше в Советском Союзе они не были?
— В том-то вся история, что были.
— Я так и думал.
Нестеров посмотрел на Авзурова… По радио объявили, что можно выходить на берег.
Разговор был тотчас же скомкан и возобновлен только после прохождения таможенных и пограничных формальностей.
Попрощавшись с капитаном теплохода, коллеги вступили на землю Франции.
27
В одном из тщательно охраняемых корпусов южнокорейской тюрьмы для политических заключенных вместо обычных камер — медицинские лаборатории. Многие из «сотрудников» этого заведения могут похвастаться дипломами врачей и биологов, стажировками в известных медицинских центрах США. Однако в этом специальном тюремном корпусе расположена вовсе не больница. По данным одной японской газеты, там уже несколько лет ведутся варварские эксперименты на заключенных с целью разработки и испытания новых методов воздействия на человеческую психику с использованием галлюциногенов.
«…После укола я какое-то время испытывал легкость, удивительную симпатию к окружавшим меня надзирателям и следователям контрразведки, неудержимое желание говорить, — рассказывает выпускник Сеульского института изящных искусств У Чхо Кын, арестованный несколько лет назад по обвинению в принадлежности к молодежной организации борцов против проамериканской диктатуры — Однако после короткого периода эйфории я погрузился в чудовищный мир пугающих галлюцинаций. Казалось, что камера наполнилась отвратительными насекомыми и змеями, меня охватил панический страх, который перешел в мучительную тоску».
По свидетельству У Чхо Кына, другие препараты садистов из тюрьмы вызывают непреодолимую тягу к самоубийству или повторяющиеся до бесконечности кошмары, призванные измотать психику человека и превратить его в послушную игрушку палачей.
28
Это было скромное здание мастерской по ремонту и пошиву одежды. Что находилось в его невероятных подвалах, люди из мастерской не знали. Не знали или забыли об этом и строители, которые рыли котлованы для подвалов.
А была здесь оборудованная по последнему западному слову техники хирургическая лаборатория.
В эту лабораторию поставлял приборы муж Симы Бершадской Антонио Пеккарди.
В СССР, считал он, это делать неопасно. Бездарные стражи порядка, на ходу засыпавшие местные власти не способны были, по его мнению, ни развернуть грамотный сыск, ни вспомнить, какие имеются в наличии территории и строения, сданные в аренду, и кому.
Бесхозяйственность и равнодушие Советов, занятых лишь поисками решений проблем выживания того или иного населенного пункта, делали устраиваемые Симиным мужем предприятия реальными.