Импортный свидетель (сборник)
Шрифт:
— Увольняете?
— Помилуйте, Джоджон, вечно вы что-то выдумываете. Просто знаем, никто, кроме вас, нам помочь не сможет. Вы всю жизнь живете на Памире, а тут, понимаете, телевидение приехало. Ну, помимо всего прочего снежного человека ищут. Смешно, но вы сами сегодня утром обещали им показать. Теперь вот надо бы вам их сопровождать, сами понимаете, горы, снежные люди, поезжайте с ними, с начальником управления договоренность есть, — и она широко и приветливо улыбнулась.
— А кто будет смотреть за порядком на дорогах? — улыбнувшись, но
— Джоджон, — укоризненно сказала женщина, — если бы так уж необходимо было именно теперь смотреть за порядком на дорогах, ваш начальник не предложил бы нам вас как лучшую кандидатуру. Ну, добро?
Она встала и протянула Джоджону руку.
Джоджон вяло пожал руку и собрался было входить, открыл уже дверь, но женщина сказала:
— Не волнуйтесь, Джоджон. Вы воспитали хороших учеников. Думаю, ничего страшного за эти три-четыре дня не произойдет.
— Страшного, конечно, не произойдет, но я же не альпинист.
И он вышел на улицу, размышляя, что бы это могло быть за предложение.
Джоджон шел по улице, потом остановился и громко, ни к кому не обращаясь, сказал:
— Чего не сделаешь, чтобы угодить женщине, даже если эта женщина представитель высшей государственной власти. А что до телевизионщиков, то не будь я гаишником из Рушана, если я не покажу им такого снежного человека… — И Джоджон энергично разрубил ладонью вкусный памирский воздух.
Когда стемнело, цепочка людей, экипированных по последнему слову альпинистской техники, перебралась через овраг. Мужчины еле дотащили мешки и треноги, телеаппаратуру и осветительные приборы, гитару. Позади всех шел и последним дошел Джоджон. Он был в гражданской одежде.
У него было плохое настроение. Начальник экспедиции за снежным человеком, он же режиссер телевидения, его не узнал. Джоджону, как любой начинающей кинозвезде, это было обидно. А цепочка в это время остановилась перед развилкой. Обе тропинки справа и слева, огибая глыбу, вели вверх. Наверху блестел снег. И семь участников предприятия и Джоджон думали о том, как идти дальше.
— Эй, проводник, — вдруг как-то по-колонизаторски закричал начальник экспедиции, — куда идти?
Джоджон таким обращением, естественно, остался недоволен. Но быстро взял себя в руки, даже стал говорить нарочно с акцентом.
— Сей минут, начальник, — скоморошествуя, сказал он, подбегая. — А куда надо?
Начальник, может быть, потому, что был режиссером телевидения, не понял иронии.
— К логову снежного человека, — попросила девушка в красной косынке, — если можно.
— Пещерного, может? — хитря, спросил Джоджон.
— А здесь есть и пещерные? — начальник снова не уловил иронии.
— Как же, да, вон по левой тропинка, если идем…
— А правая куда?
— А она за камнем с левой пересекай.
Все засмеялись. Начальник экспедиции остался недоволен и даже покраснел. Обращаясь к девушке в красной косынке, он нарочно перешел на французский язык:
— Этот абориген еще позволяет себе острить.
Девушка не успела ничего ответить.
Джоджон вспыхнул и вдруг, так же по-французски, сказал:
— У этого аборигена есть на то причины.
Общее смущение завершилось полным дружелюбия ужином.
Действительно, обе тропки пересекались за глыбой, и там обнаружилась как будто только что выстроенная и очень удобная для ночлега площадка. На ней-то и расставили палатки.
Когда все отострились, угомонились, отужинали и завалились спать, Джоджон, глядя на крошечную луну, вспомнил вдруг о своей жене ненаглядной Садригул. А вспомнив, потихоньку рассмеялся, пробормотал даже: «У моей жены в тот день был день рождения…» И увиделся ему его дом, дети, машина, работа — словом, все то, что составляет счастье. И оно выглядело так естественно и осязаемо, что Джоджон, как на экране телевизора, увидел, как из ворот его дома выскользнула маленькая, очень красивая девочка с большим портфелем. Она подошла к Джоджону, чмокнула его в щеку. Он мог бы поклясться, что ощутил ее поцелуй.
— В школу пошла, — грустно сказал Джоджон горам. И они ответили ему ветром.
Но Джоджон ошибался: девочка пошла не в школу.
Вот она, крошка, дочь Джоджона, с большим портфелем стоит на берегу бурной реки и пытается дотянуться до цветка — громадного цветка, что растет на самом краю. Ведь у мамы сегодня день рождения.
Поскользнувшись, она падает в реку. Чудовищная река несет ее. Джоджон — в холодном поту. Но тут же вспоминает пограничную вышку и солдата с биноклем, который увидел девочку и тут же дал тревогу. И тотчас же из-за прибрежных кустов, замаскированные, бросились в воду два солдата.
Тут уж Джоджон веселится от души. Ведь всегда все хорошо, что хорошо кончается… Правда, не достигнута цель, не сорван цветок и… вот уже сам Джоджон стоит на том же уступе, где утром стояла его дочь. Джоджон тянется к цветку, растущему почти в воде, срывает, но теряет равновесие и падает в полной своей форме в воду.
Однако быстро выкарабкивается и оказывается на берегу. Вода течет с него ручьями. Он раздевается и в одних трусах садится за руль казенной машины. Свою форменную одежду он кладет в багажник. Едет, ворчит, но на сиденье его машины лежит роскошный цветок — подарок Садригул от него и дочери.,
Джоджон посмотрел на небо. Оно все было в звездах…
— Ну а теперь, — говорит Джоджон, обращаясь к самому себе, — самое время показать им снежного человека.
И снова ветер доносит до Джоджона музыку. В небе звезды меняют свой цвет и становятся разноцветными. Джоджон потихоньку смотрит на спящих, прислушивается. Холод и мрак, хочется выть по-шакальи. И хочется думать о том, что вот так на Памире наступает зима. Правда, на сто метров ниже ее еще нет, но ведь телевизионщики сами виноваты, что потащились сюда, в холод, искать того, кто не существует. Только деньги переводят да время, лучше бы, право, Хафиза почитали или Хайяма.