Имя для героя
Шрифт:
– Только не будет у тебя времени приноравливаться, – объяснил старшина. – Ни времени, ни патронов. Они у нас и так на исходе. Поэтому бей фашиста только наверняка. И насмерть.
Когда в небе загудели моторы «юнкерсов», я как раз успел отрыть себе вполне приличную ячейку и заканчивал сооружение маскировочного венка на каску на вершине холма очень кстати росли подходящие для этого дела голубенькие цветочки неизвестного мне названия и мелкие полевые ромашки. Хорошо в детстве соседская девчонка научила в деревне венки плести. Вот и пригодилось. Как же ее звали-то… Вика?
На этот раз «штукас» прилетело аж четыре штуки, и было ясно, что намерения у них самые что ни на есть серьезные.
Так оно и оказалось. Я сидел в своем укрытии на вершине и, закусив губу, наблюдал, как «лаптежники» один за другим, с выматывающим душу воем, входили в пике, неслись чуть ли не отвесно вниз и сбрасывали бомбы на головы нашим. Один отбомбился, второй, третий… Память смартфона цинично наполнялась хоть и не вполне качественными, но уникальными снимками. Нет, больше терпеть это невозможно. У меня только пять бронебойных, но они есть. И оптика. И восемьсот метров гарантированного поражения. На какой минимальной высоте «юнкерс» выходит из пике? Не знаю. Но и так видно, что около пятисот метров. Попробуем, чем черт не шутит…
Заряжаю снайперку бронебойными, слежу за четвертым «лаптежником», который вслед за остальными как раз начинает пикировать на наши позиции. Бить его сейчас бессмысленно. Вот на выходе, когда потеряет скорость… Главное, не забыть про упреждение… Интересно только, какое. Корпуса хватит? «Юнкерс» сбрасывает бомбы, начинает выход из пике. Ловлю его в оптический прицел, чисто интуитивно беру упреждение, стреляю. Передергиваю затвор и стреляю еще раз, уже почти наугад.
Не знаю, какой выстрел достиг цели, первый или второй. И понятия не имею, куда я попал. Но, судя по всему, в пилота, потому что одномоторный бомбардировщик-штурмовик, так и не завершив выход из пике, заваливается на левое крыло, на мгновение зависает в воздухе и падает, падает… Падает! Он падает, мать его!!!
– Да!!! – ору во весь голос, потрясая винтовкой.
Оранжевый шар взрыва, черный дым столбом в небо. Хорошо чуть в стороне упал, за пределами части. Тройка «юнкерсов» уходит на север. Слышу, приглушенные расстоянием, радостные крики «ура!» и ловлю себя на том, что счастливо улыбаюсь. Вот так вот. Уничтожил страшного врага – и счастлив. А потом еще удивляемся, почему человек воевать любит… Ой-ой-ой. Философ хренов. Готовься, философ. Вон уже со стороны дороги доносится шум моторов. Так, смотрим. Около десятка танков, грузовики, полные солдат, мотоциклы, легковушка, полугусеничный тягач с пушкой на прицепе. Не слабо. Подкрепление к немцам прибыло, кто бы сомневался. Ну, сейчас начнется. Держитесь, ребята.
Патроны кончились как раз в тот момент, когда немецкие танки и пехота, несмотря на тяжелые потери, все-таки ворвались на территорию обороняемой воинской части и там, внизу, завязался рукопашный бой. У меня оставалось еще три бронебойных, и все их я выпустил по танкам. Безрезультатно.
И что теперь делать?
Бросить винтарь, спуститься с западной стороны холма или даже, чтобы уж наверняка не заметили, с обрывистой южной и уходить берегом моря? Но там, внизу, в полуподвале казармы, – Ксюша, медсестра, раненый сержант, и другие раненые, которых наверняка стало гораздо больше. И Ксюшин папа Иван Сергеевич, я еще десять минут назад видел его в прицел винтовки, он сменил убитого пулеметчика и вел огонь по наступающим немцам. И старший лейтенант Артемьев, и морячок с «Бесстрашного», и старшина Кивенко, и все остальные – живые и мертвые. Наши.
Я подхватил винтовку, выскочил из ячейки и побежал вниз по склону. Мне были нужны патроны. Или хотя бы винтовка с примкнутым штыком.
Мобильник в кармане запел дурным голосом, когда до подножия холма оставалось шагов двадцать – двадцать пять. От неожиданности я оступился, чуть не загремел по склону, но в последний момент сумел удержать равновесие и затормозить. Телефон подал голос снова. Громко и настойчиво. Черт, давно хотел сменить рингтон, уж больно наглый, да все руки не доходили.
Я выхватил устройство связи двадцать первого века из кармана и уставился на дисплей. Галина. Моя, как бы это сказать помягче, полулюбовь. Красивая мордашка, сексуальная фигура и явный недовес мозга в голове. Только вечное мое нежелание обидеть человека до сих пор мешает нам окончательно разбежаться. Это если не считать хорошего секса.
Телефон не умолкал. Было что-то абсолютно нереальное в этих электронных звуках, накладывающихся на звуки близкого боя.
Я нажал соединение.
– Слушаю!
– Димочка, привет, это я!
Звонкий радостный голос из будущего. Ничего не понимаю.
– Ты почему не звонишь? Как ты там? Я скучаю! И что это за шум? Петарды, что ли запускаете? Фейерверк? Так день же, вроде, на дворе!
Видела бы ты эти петарды…
– Галь, все хорошо, извини мне сейчас не совсем удобно с тобой говорить. Давай я тебе перезвоню через полчасика.
– А не обманешь? Слушай, хочешь, я к тебе приеду? У меня как раз свободная неделя будет. Начальник, представляешь, вдруг подобрел ни с того ни с сего и согласился…
Я стоял, как столб. Очень плохо соображающий столб. Возле уха – смартфон, в правой руке – снайперская трехлинейная винтовка системы Мосина, в голове – полный бардак, столпотворение и салат оливье из мыслей и эмоций.
Черт, надо бы укрыться, что ли. Хотя на фига? Если все это ненастоящее, то… Погоди. Как это – ненастоящее? Ты же все видел, слышал и ощущал. Снимков понаделал. И сейчас все видишь, слышишь и ощущаешь. Там, в сотне метров, на территорию части прорвались немцы, идет бой, а ты стоишь тут, как последний трус и…
И тут в меня попали.
Я выронил винтовку с мобильником и с размаха сел на землю. Не удержался, повалился на бок. Ох, как же больно… Провел рукой по груди, поднес ладонь к глазам. Кровь. Надо же. Вот тебе и ненастоящее… День стремительно мерк, превращаясь в черную и глухую ни проблеска, ни звука – непобедимую и бесконечную ночь.
Кто-то лил мне на лицо холодную воду. Эй, да хватит уже! Я закрылся рукой и разлепил глаза. Надо мной склонились двое – Ксюша и ее папа Иван Сергеевич.